Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова (сборник). Максим Кантор

извините, какой! – сказал ему сверху Татарников. – Немецкое послание про испанца Хозе.

      – А вот мне пришла в голову действительно простая мысль, – выступил Волобуев в роли следователя.

      – Послушаем, – Панин обиделся за своего Хозе и слушал придирчиво. – Послушаем вашу версию.

      – Зададимся вопросом, что общего между очками, бюстгальтером, штанами и месяцем?

      – Что же?

      – Принцип двоичности, – торжественно сказал Волобуев. – Два стекла на двух глазах, две штанины для двух ног, две чашки для двух грудей.

      – А месяц август здесь при чем?

      – Второй месяц года.

      – Да вы что такое городите! Август всегда восьмым был! Февраль у нас второй по счету. – Татарников сказал сверху.

      – Ах, как же это я… – Волобуев опечалился, ему очень нравилась версия с принципом двоичности.

      – Вы еще не посчитали, что рельсов под локомотивом тоже пара, – заметил сверху Татарников. – Этот факт вам поможет, для вашей теории пригодится.

      – Далеко вы с вашей двоичностью уйдете! – Панин был рад неудаче Волобуева. – Напрасно вы от моей концепции отказались. Хозе, кстати, довольно распространенное имя…

      – Эх, обидно, – сказал Волобуев, – а я уже решил, что кому-то посылают сигнал: «два!».

      – Что – «два»?

      – Ну мало ли. Просто «два». Тот, кто получает сигнал, знает, что к чему. Может, это значит, что деньги во втором купе. Или еще что. Кстати, не исключено, что месяц август выдрали из блокнота по ошибке – собирались выдрать странички с февралем. Нет, напрасно вы мою версию отвергаете!

      – Что нам с вашей версией прикажете делать? – Доценты разгорячились, сидели друг против друга красные, руками размахивали.

      – Знаете что, Сергей Ильич, – сказал я. – Поезд придет на Московский вокзал через сорок минут. Вы уж давайте, поднатужьтесь, придумайте что-нибудь. Без штанов нам никак нельзя на конференцию.

      – Да как-то и не знаю, что сказать, – с верхней полки отозвался Татарников. – Слишком просто все.

      – Ничего себе просто! Голову сломаешь!

      – Просто, голубчики, просто. Я вот сразу себя спросил: «Как это так – построил железную дорогу Николай Палкин, а поезд называется по имени Александра Освободителя». Что-то странное мне здесь почудилось.

      – Николай построил только первую ветку, – Панин ответил, – с тех пор уж столько всего понастроили. «Александровским» поезд, я считаю, правильно назвали – скоростной экспресс в известном смысле олицетворяет свободу. Раз – и в Питере. Скорость – это свобода. Удобства – это свобода. Свобода передвижения – это равенство и братство! – Все так, только Радищевы, всякие «Путешествия из Петербурга в Москву», нам без надобности. И поезд наш, если заметили, шел в обратном направлении. Железные дороги зачем в России нужны, кто мне скажет? – продолжал Сергей Ильич.

      – Как это зачем? Людей возить. Особенно если кто летать боится.

      – Это верно, только ведь кроме железных дорог в России никакого другого сообщения