Игра на вылет. Лорен Вайсбергер

, деловитым тоном и с британским акцентом.

      Бросив взгляд на Марси, своего тренера, Чарли приподняла края плиссированной белой юбочки.

      – Выше, пожалуйста.

      – Уверяю вас, мэм, там все как полагается, – проговорила Чарли со всей вежливостью, на какую была способна.

      Женщина не ответила, лишь прищурилась и окинула ее жестким взглядом.

      – Полностью, Чарли, – строго сказала Марси, едва сдерживая улыбку.

      Чарли подняла юбку, открыв верхний край белых лайкровых шортов.

      – Нижнего белья нет, но шорты – двойного слоя. Даже если я сильно вспотею, ничего не будет просвечивать.

      – Хорошо, спасибо. – Женщина сделала пометку в блокноте. – Теперь топ, пожалуйста.

      В голову пришло не меньше дюжины шуток – это как поход к гинекологу, только в спортивной форме; на первом свидании она не каждому показывает нижнее белье и так далее, – однако Чарли сдержалась. Уимблдонские работники приветливы и вежливы, но никто не заподозрил бы у них наличия чувства юмора.

      Она задрала топ так высоко, что он закрыл часть лица.

      – Лиф из того же материала. Совершенно непрозрачный, даже если промокнет.

      – Да, вижу, – буркнула женщина. – Только вот лента цветная по низу.

      – Резинка? Она светло-серая. Вряд ли это можно считать цветом. – Марси ответила спокойно, но Чарли заметила едва уловимую нотку раздражения.

      – Мне нужно ее измерить.

      Из маленькой поясной сумки, надетой поверх костюма, женщина достала обычную желтую измерительную ленту и тщательно обернула ее вокруг грудной клетки Чарли.

      – Закончили? – спросила Марси. Ее раздражение было теперь вполне очевидно.

      – Почти. Мисс, ваша кепка, напульсники и носки – приемлемы. Есть только одна проблема, – сказала женщина, поджав губы. – Обувь.

      – А что с обувью? – спросила Чарли.

      «Найк» буквально лез из кожи вон, чтобы сделать ей кроссовки, полностью удовлетворяющие строгим требованиям Уимблдона. Ее обычный веселый и яркий костюм полностью сменился на белый. Не кремовый, не молочный, не слоновой кости, а чисто-белый. Кожа кроссовок была белой. Шнурки были белые-белые-белые.

      – Подошва целиком розовая. Это нарушение.

      – Нарушение? – с недоумением переспросила Марси. – Бока, задник, верх и шнурки чисто белые, строго по правилам. Логотип «Найк» даже меньше, чем требуется. Какие проблемы могут быть с подошвой?

      – Боюсь, такие крупные цветовые пятна не допускаются даже на подошвах. Ограничение – полоса в сантиметр.

      Чарли в панике обернулась к Марси. Та успокаивающе подняла руку.

      – Что вы предлагаете, мэм? Через десять минут девочке выходить на Центральный корт. И вы говорите, она не может идти в кроссовках?

      – Разумеется, она может идти в кроссовках. Однако, согласно правилам, она не может идти в этих кроссовках.

      – Спасибо за пояснение, – фыркнула Марси. – Мы что-нибудь придумаем.

      Она схватила Чарли за руку и потащила ее к одной из разминочных комнат в конце раздевалки.

      Видя беспокойство тренера, Чарли чувствовала себя как при турбулентности в самолете – когда смотришь на стюардесс, желая убедиться, что все в порядке, и до тошноты боишься увидеть на их лицах панику. Марси тренировала Чарли с пятнадцати лет, когда отец решил, что научил ее всему, что умел. Он выбрал Марси в первую очередь за ее тренерское чутье, но также и потому, что она была женщиной. Мать Чарли умерла от рака груди несколько лет назад.

      – Жди здесь. Сделай растяжку, съешь свой банан, ни о чем не думай – сосредоточься на том, как порвешь Аттертон в пух и прах. Я скоро вернусь.

      Слишком нервничая, чтобы сидеть, Чарли мерила шагами разминочную и пыталась потянуть икроножные мышцы. Могли они уже остыть?

      Карин Гейгер, посеянная четвертой, девушка с крупной квадратной фигурой, из-за которой получила не очень красивое, но любовное прозвище Немка-великанша, сунула голову в комнату.

      – Ты на Центральном, да? – спросила она.

      Чарли кивнула.

      – Там просто сумасшедший дом, – прогудела Карин с сильным немецким акцентом. – В Королевской ложе сидят принц Уильям и принц Гарри. С Камиллой, что весьма необычно, потому что, говорят, они друг друга недолюбливают. А принца Чарлза и принцессы Кейт нет.

      – Правда? – спросила Чарли, хотя она уже это знала. Как будто первая в ее карьере игра на Центральном корте Уимблдона не была достаточным стрессом, так она еще должна была играть с единственной посеянной британской одиночкой. Элис Аттертон в международном рейтинге стояла пятьдесят третьей, но она была молода, и ее считали следующей Великой Британской Надеждой; вся страна будет болеть за то, чтобы она разгромила Чарли.

      – Ага. Еще Дэвид Бекхэм. Но его не так уж удивительно видеть – он всегда и везде. И один из «Битлз»… который из них еще жив? Не помню. Да, и вроде бы Наталья сказала, что видела…

      – Карин,