Обочина. Борис Константинович Давыдов

запах детства! Чувствуешь, Алён?

      – Чувствую, – улыбнулась она, хотя не чувствовала никакого такого запаха. И сказала себе: «Не проветренным помещением пахнет. Но если Мише хорошо, то я просто обязана поддержать его хорошее настроение».

      Михаил продолжал говорить о детстве, о деревне, Алла, слушая его, оглядывалась по сторонам. Слева стояла старинная кровать с никелированными шариками на спинках, рядом – два табурета. У дальней стены – большой окованный сундук, правее – деревянный короб. Под самым потолком был протянут шнур, видимо, для развешивания одежды. Окон в мазанке не было совсем, висела на шнуре электрическая лампочка.

      Михаил внезапно умолк и уставился на девушку, словно увидел её впервые.

      – Какая ты красивая, Алёна, – восторженно произнёс он и, шагнув к ней, подхватил на руки.

      – Миша, отпусти, – счастливо смеясь, задрыгала она ногами. – Ми-и-ша! Ты мне всё платье помнёшь…

      Покружив с Аллой по комнате, Михаил опустил её на кровать и принялся осыпать поцелуями. Девушка запылала под шквалом этих ласк, боясь одного – потерять контроль над собой.

      – Ми-и-ша, – взмолилась она слабым голосом, – прекрати, у меня голова кружится…

      Но Михаил, казалось, ничего не слышал, распаляясь всё больше и больше. Девушка умолкла, то ли растерявшись от любовного натиска, то ли обдумывая, как поступить. Вдруг она почувствовала, как тронулись с места и поползли вниз трусики. «И до свадьбы только месяц», – мелькнула в голове короткая, как молния, мысль. Но тут поцелуи прекратились.

      – Алёна, извини, – услышала она взволнованный голос, – я слишком далеко зашёл. – Михаил пересел на табурет, повернувшись спиной к девушке.

      Немного полежав, она встала и прижалась грудью к широкой спине молодого мужчины.

      – Цветочек ты мой беленький, – не выдержав, ласково прошептал он, поворачиваясь лицом к ней и целуя её щёки, глаза, волосы, – цветик ты мой, ясноцветик, снегурочка моя чистая…

      Алла таяла от нежных слов, будто комочек снега под палящими лучами солнца. Она вдруг поняла: если бы Миша настоял, она давно бы отдалась ему. И сейчас, непонятно почему, девушке самой захотелось предложить себя. Может, просто в благодарность за его чуткое отношение к ней.

      – Миша, – плотнее прижавшись к нему, прошептала она, – я согласна с тобой спать.

      – Точно? – еле сдерживая волнение, тихо спросил он.

      – Да.

      – Алёнушка, – погладил он её по руке, – ты пока раздевайся, ложись, а я сбегаю к матери, скажу, чтобы она не ждала тебя.

      Когда стемнело, влюблённые вышли на свежий воздух. Пахло свежескошенной травой и ещё чем-то для Аллы незнакомым, но очень приятным. Взявшись за руки, они дошли до края деревни и долго слушали, улыбаясь, лягушачий концерт, доносившийся с болота.

      Утром влюблённые ворковали, лёжа в постели, когда мать постучала к ним и спросила, не хотят ли они парного молочка.

      – Хотим! – закричал Михаил. – Сейчас, мам, приду. – Он встал