Шаманархия и ее нагвали. Константин Кадаш

любой утопии – Колизей и рынок.

      Вольные племена заклинают вольный же ветер,

      Уже не взрослые, еще не дети.

      Глобальный роман подчинения определяет этап взросления

      Сопричастностью причинению смерти и разрушения.

      Мораль и табу мимикрируют под живую систему;

      Темы роста сведя к обездушия крену.

      Вечность разума замкнута в соте мгновения:

      Полнота упирается в эрзац потребления.

      [записки тысячелетнего сноба]

      У меня есть духовная нищета, синие джинсы, насмешка и солнечная пыль…

      Я собираю волоски с кончиков ушей радужных кошек,

      Дождевые камни, прошлогодние мысли и недеревяные плошки,

      Вырезанные садовыми гномами из шляпок гвоздей в полнолуние, когда зацветает полынь.

      Секунда в секунду в двенадцать ко мне заходят ребе и айваз.

      Мы пьём туманный чай из щербатой посуды и чинно играем в лото…

      Я всё ещё путаюсь в космосах и летающих чашках и чайниках…

      И, бывает, слетаю с орбиты вашей планеты, истоптанной от и до.

      За окном в алюминиевых кронах скрежещут робо-синицы,

      Под дождём из орбитального хлама лосниться их наноперо.

      В гелиопаузе с межпланетного маяка присылает депеши великий начальник, десница.

      По старинке бумажные. С размашистой подписью: «целую, ваш Бог».

      От чернил остаются на кожаных пальцах кляксы и радуги,

      Буквы становятся безднами, в каждой – своя гравитация.

      Я с избытком причастился любовью и ненавистью каждой из богоматерей;

      И ответственно заявляю: любой из ваших миров – профанация.

      [a-pathy]

      Войди один/выйди один: