Микстура от косоглазия. Дарья Донцова

росли из необъятной филейной части размером с корыто. У моей мачехи Раисы, в деревне Попугаиха, висел на стене сарая такой серебристо-серый ушат, к нему еще прилагалась ребристая доска. Меня привозили в Попугаиху на все лето, Раиса сдавала меня своей матери и уезжала. По четвергам бабка снимала корыто и засовывала туда мои перемазанные землей одежки.

      – Эх, грехи наши тяжкие, – бормотала старуха, орудуя куском хозяйственного мыла, – ну-ка, Вилка, вздуй примус, не на газе же белье кипятить, баллон-то дорогой. Эй, куды побегла! Глянь-ка, как с грязным управляться надо!

      Но я, не слушая бабку, удирала огородами к подружкам. Старуху я недолюбливала и старательно уворачивалась, когда та пыталась поцеловать меня на ночь. Потом, спустя много лет, я поняла, что старуха была на самом деле замечательной женщиной, по-крестьянски рассудительной и безмерно доброй. Я-то не являлась ее родной внучкой, Раиса, ее дочь, приходилась мне мачехой, но бабка безропотно забирала меня к себе на все лето и даже, если была в хорошем настроении, целовала падчерицу дочери перед сном. Правда, она любила выпить и частенько прикладывалась к бутылке, оправдывая свое поведение весьма незатейливо.

      – Праздник севодни, – бормотала бабка, вытаскивая из погребушки «четверть» с мутноватой жидкостью, – грех не отметить.

      Накушавшись самогонки, бабуська начинала сначала петь, затем плакать, потом быстро засыпала, прямо там, где сидела. Наутро мне сильно доставалось от нее. Выдернув возле забора крапиву, старуха охаживала меня по ногам, приговаривая:

      – Ишь, лентяйка! Баба заболела, спать легла, так помоги! Курей загони, корову подой, ан нет! Эх, девка, не вырастет из тебя толковая хозяйка!

      Я стоически сносила наказание. Обижаться на старуху было невозможно, по деревенским меркам девочка в шесть лет уже большая, помощница в доме, мои одногодки готовили обед, пока родители ломались в поле за трудодни…

      – Так кому я понадобилась? – прогудела Галя.

      Я вынырнула из некстати нахлынувших воспоминаний и ответила:

      – Мне.

      – И чего вы хотите?

      – Вот, видите на мне курточку?

      – Ну?

      – Ваш сосед по квартире, Алик…

      – Знаю Алика, – кивнула Галя.

      – …продал мне ее, – закончила я, – недорого взял, вещь хорошая, качественная…

      – А я тут при чем? – нахмурилась она.

      – Так Алик сказал – ваша курточка, вроде попросили его ее продать?

      – А че? Нельзя? – потемнело лицо продавщицы.

      – Конечно, можно, – натужно улыбалась я, – только вот незадача…

      – Тьфу, пропасть! – в сердцах воскликнула Галя. – Да говори толком, в чем дело! Не тяни!

      – Ваша куртка?

      – Что я, по-твоему, чужую вещь продавать стану?

      Я вздохнула, с Галей очень тяжело беседовать. Она держит глухую оборону и моментально начинает стрелять из всех орудий, услыхав любой вопрос. Наверное, у нее очень тяжелая жизнь, раз она везде видит подвох.

      – Курточка замечательная, очень удобная, но вот как ее стирать?

      Галя замерла с открытым ртом, потом спросила совершенно нормальным голосом:

      – Как