Бесконечность в нас. Стихия воды. Анна Дмитриева

Маккензи или многочисленные легенды и мифы, окутавшие их родословную еще с давних времен, но жители южного Девона неохотно общались с ними и старались избегать. Это было не особенно трудно, так как сами Маккензи достаточно презрительно относились к людям, низшим по сословию.

      Рочестер и его супруга Вивьен часто организовывали в своем особняке богатые приемы для избранных и самых знатных семей Англии, на которых, как правило, они представляли свои новые баснословно дорогие произведения искусства, приобретаемые в самых знаменитых музеях мира. Никто не знал, откуда у них было такое жадное стремление скрыть от широкой общественности лучшие творения великих художников и скульпторов, но ходили слухи, что даже сама Джоконда побывала в качестве трофея на одном из их приемов. Правда, временно, так как пропажа или подмена этого величайшего произведения Леонардо вызвала бы громкий резонанс в обществе, а Маккензи не любили лишней публичности.

      – Роч, успокойся. Это всего лишь мышечный спазм, вызванный твоей вечной неуклюжестью. Если ты прекратишь метаться по комнате, изображая инфаркт, и дашь себе возможность передохнуть, то увидишь – все успокоится, – сказала миссис Маккензи, наблюдая из широкого уютного кресла, стоявшего у камина, за своим мужем, высоким, угловатым мужчиной лет сорока пяти, который бегал по комнате, как заведенный.

      – Нет, нет, Вивьен. Это никакой не спазм. Давно я не ощущал этого чувства и уже забыл, каково это. Но, увы, его ни с чем не спутаешь. Говорю тебе, Виви, он возвращается.

      – Прекрати! Слышишь? Соберись, слюнтяй. Как может возвратиться то, что кануло на дне? Рочестер, ведь это так? Ты видел, как это произошло, собственными глазами?

      – Да, черт подери, к сожалению, видел! Видел вот этими своими глазами, – заскулил Рочестер и драматично закрыл ладонями лицо.

      – К сожалению?! Ты сказал, к сожалению?! – зашипела от негодования его жена, ухоженная дама лет сорока, с пышной белокурой шевелюрой, собранной в витиеватую прическу, увенчанной старомодной заколкой, что делало ее образ историческим.

      Она встала из своего кресла и подошла к Рочестеру. Глаза Вивьен сверкали молниями, когда она отстранила руки от лица мужа и поймала его блуждающий взгляд.

      – Единственное, о чем ты можешь сожалеть, что не сделал этого раньше, как и полагалось, когда он был готов добровольно расстаться с жизнью. Ты позволил жалкому мальчишке потерять часть своей силы. Но если ты так опечален и это гложет тебя, ты всегда можешь присоединиться к нему и отдать медальон мне. Уж я-то о нем позабочусь, слюнтяй!

      Она резко отбросила руки Рочестера, которые крепко сжимала в своих ладонях и добавила:

      – Гнил бы сейчас в земле, если бы не я!

      – Дорогая, ну о чем ты говоришь. Я благодарен, безумно благодарен тебе и никогда не забуду всего, что ты сделала для меня, – промямлил мистер Маккензи, подавленный такой вспышкой гнева жены.

      Слабый по натуре и характеру,