Идиоты. Петербургский роман. Фёдор Толстоевский

не был, но я могу представить – представить и понять, я ведь писатель.

      – По-настоящему, я должен был бы опасаться вас. Но вы слышали, что сказал этот человек – мою историю уже растаскали по жёлтым газеткам, как клочки грязного белья. О, fuck… – брезгливо скривился он, – эти их домыслы по поводу размера моего фаллоса… Уверяю вас, с этим у меня всё в порядке, даже более, чем в порядке…

      – Не беспокойтесь, я вам верю, – прервал его я. Его анатомические особенности интересовали меня меньше всего.

      – Вы можете представить, – повторил он, – ничего вы не можете представить. Смотрите: вы – известный человек, образованный, богатый, приезжаете в облезлую Россию в конце перестройки. Вы входите в узкий кружок людей, каким-то образом относящихся к университету. Вы знакомитесь на чьей-то убогой вечеринке, как это было принято тогда – на кухне, среди стаканов водки и спитого чая, из которых все отхлёбывают без разбору – с девушкой. Она с первых же слов смотрит вам в рот. Вам кажется сразу, что вы её страшно обидите, если не обратите на неё внимания. Вы обращаете внимание, и немедленно видите, что бедняжка поверила, что она вам интересна. Она даже некрасивая, что уж говорить об ухоженности. Она глуповата, в чём-то ограничена, не знаю, как объяснить, хотя и вращается в определённой среде. Вы говорите что-то незначительное, чтобы её не огорчать, бросаете вскользь, что как-нибудь сходите с ней на выставку, в концерт… Затем в течение месяца, пока вы живёте в этом городе, вас преследует кошмар – несчастное существо звонит вам в гостиницу в три часа ночи, когда вам только что с трудом удалось уснуть после работы над рукописью, она ждет вас у дверей университета, а когда, сдавшись, вы соглашаетесь выпить с ней кофе в ближайшей забегаловке, она, значительно глядя на вас, заказывает лошадиные порции спиртного, и потом вы тащите её на себе до её дома, где в подворотне её рвёт на ваше пальто. Наутро она звонит вам полумёртвым голосом, она уверена, что вы её не простите, называет себя последней дрянью… Я уверял, что всё о’кей, не надо так унижаться, но это повторялось несколько раз, и потом я просто грубо отсылал её, как у вас говорят, но она не оставляла меня. Я уже дошёл до последней степени отвращения к ней, когда один мой знакомый русский профессор сказал, что это есть настоящая русская любовь, которая заставляет ваших женщин ехать за своим избранником в Сибирь, бросаться за ним в горящий деревянный дом… Я новыми глазами посмотрел на убогое создание. Неужели это подлинная русская страсть, о которой столько написано вашими классиками! В этом новом качестве девушка стала мне безумно интересна. В полнейшем убеждении, что я могу стать обладателем некого редкого сокровища, я предложил ей выйти за меня. Свадьба состоялась в Петербурге. Потом…

      – Да, да, что потом? – нетерпеливо спросил Голубцов, жадно ловивший каждое слово и не сомневавшийся, что он с полным правом участвует в разговоре.

      – Потом, – уже не обращая внимания на Голубцова,