Марионетки в ящике. Ли Льеж

я на краю пропасти и меня стремительно тянет вниз. Прошлая жизнь закончена навсегда, я никогда больше не вижу тех людей, которые были со мною рядом, и никогда не вернусь в страну, которая была моей родиной. Сейчас я в большой опасности. Я должна бы не спать ночами от ужаса, но я сплю, и сплю крепко. Видения о прошлом приходят ко мне лишь под утро. Я ворочаюсь, но не могу проснуться.

      Картина первая. Я шарю руками в пыли, вытаскивая рисинки. Какой-то прохожий просыпал рис из мешка прямо возле нашего дома. Он громко выругался, затопал ногами, втаптывая просыпанное в дорожную грязь, и пошёл себе дальше. Соседи ходят вокруг и поджимают губы: они и сами собрали бы рис, но им стыдно поднимать то, что топтал босыми ногами какой-то чужак. Тогда мать посылает меня и делает вид, что я сама это придумала – выколупывать зёрна риса из пыли и мусора. Мне три года. Вечером мне дадут немного варёного риса в глиняном черепке.

      Картина вторая. Мать лежит на тощем футоне и стонет. В хижине сумрачно, дождь льётся сквозь дыры в потолке и на полу собираются лужицы. Я поджимаю ноги, чтобы не касаться воды. Перед матерью на коленях стоит пожилой мужчина. Это доктор. Его прислали соседи – они устали слушать, как стонет и кричит моя мать. Одежда матери распахнута, и доктор ощупывает короткими толстыми пальцами её шею и грудь. При этом он качает головой и что-то бормочет.

      Картина третья. Я плачу: у меня болит живот. В приюте, куда меня забрали, кормят только редькой и изредка чем-то другим, чему я не знаю названия. Мы все мучаемся животами от такой еды, но взрослые учат нас быть благодарными. На улице, говорят они, есть совсем нечего. Выбирайте сами, что вам больше нравится – мусор и объедки или эта свежая, приготовленная на огне еда.

      Картина четвёртая. Я живу у торговки рыбой. Я совсем не помню её лица, но помню, что живот у неё был круглый, а пальцы на ногах кривые. Целыми днями я перебираю и чищу рыбу. Мы встаём очень рано, чтобы успеть купить у рыбаков их ночной улов, и идём на рынок с полными корзинами рыбы и моллюсков. Рыба долго лежит на солнце и начинает пованивать, над ней кружатся мухи, а хозяйка ругается, будто это я виновата. Мне кажется, что я вся провоняла рыбой так, что этот запах не отвяжется от меня и в старости.

      Местные ребятишки кличут меня Рыбьей Кишкой. «Гляди-ка, снова Рыбья Кишка пришла!» А ведь меня зовут Сора, это значит – Небо. Но в реальности я редко вижу что-то кроме пыльных дорог и дощатых прилавков.

      Картина пятая. Я попадаю в школу для бедных детей. Теперь я уже не живу у торговки рыбой: мы, три десятка маленьких девочек, обитаем все вместе в узком, длинном здании, в котором имеются только два маленьких окна с торцов. Днём мы тут учимся, вечером разворачиваем наши тюфяки и спим. Кормят нас однообразно, но вполне сносно, одевают в уродливую форму, в которой невозможно дышать, заставляют носить башмаки. Мне совсем не нравится учиться: я не понимаю, как живой человек может запомнить столько иероглифов. Но нерадивых учениц больно бьют палкой по ладоням.

      Мне часто достаётся: я молчалива, замкнута, у меня нет подруг. Моё прозвище «Рыбья