Слоновидение. Лариса Ишбулатова

волос пахнуло горьковатым парфюмом, и я вспомнила, что когда-то между нами пробежала кошка. У этой кошки, как и у Инги, была грация играющего котёнка…

      – Ты с ней дружишь? – осторожно спросила как-то наша литераторша. Её светлые брови поползли вверх от моего утвердительного ответа. – Ничего. Хорошая девочка, – наконец взяла себя в руки тихая лениградская старушка.

      – Ну что же общего-то у вас? – отчаянно жестикулируя, вопрошала мама. Тихой она никогда не была, а рукоприкладство было у нас в доме непринято.

      Может быть, Инга была слишком улыбчива, а, может быть, слишком подвижна и раскована. Она воспринимала мир, как лист бумаги, на котором ей предстоит нарисовать себя. Она шила из вчерашних лоскутков наряды по завтрашней моде и несла высоко взбитую чёлку, как флаг современного искусства. Лицо было главным объектом боди-арта. О, это был вызов общественности, испытание местных пенсионеров на толерантность. Тогда и слова то такого не знали, поэтому, если даже высказывались по поводу терпимости, то только в сочетании со словом «дом».

      Вечерами она рассказывала, как ей удалось удрать от навязчивых ухажёров. Обе мы громко смеялись. Она при этом выглядела, как человек, побывавший в джунглях.

      Мы тогда ещё читали про джунгли, и играли в куклы, правда, бумажные куклы были забавой девочек после лет десяти и ценились на манер теперешних барби. Её красавицы были в смелых нарядах, мои – почти в монашеских.

      «Ты проживёшь долго и умрёшь своей смертью в своей постели», – говорила она мне с нежностью. Идеальная фраза для психологического триллера. Тогда мы об этом не думали – просто не смотрели триллеров. Сама она собиралась умереть красиво – не иначе, как разбившись на красивом мотоцикле или самолёте, ну, или в джунглях, в пасти у льва, за секунду до спасения…

      «Она ненормальная, – пилили меня, – она испорченная», – и я удивлённо представляла себе Ингу в виде испорченного яблока с червяком. Когда мы читали одни и те же книги, она выбирала в любимчики отчаянных героев, а я правильных, слегка занудных. Мы вместе слушали «Аквариум». Мы слушали его и сейчас, вытерев насухо пол в ожидании «специалиста». На столе стояли мои «летние» чашки. Мама удивлённо сидела рядом.

      Не стоило вспоминать того, кто нарушил когда-то нашу идиллию. Он наяривал на гитаре длинными пальцами и выдавал чужие песни за свои. В качестве моего мужа он не прижился…

      – Ну, что, Игорёк, долго Васильич орал? – нет, изнеженная с спа-салонах и соляриях спинка в сочетании с эротической хрипотцой в голосе действует, как фруктово-алкогольный коктейль. Правда, до любимого Игорем «Нью-Йоркского яблока» Алия не дотягивала. Не хватало чего-то: то ли крепости кальвадоса, то ли изысканности.

      – Ох, орал. Я могу даже смысл передать.

      ….– Ой, не надо, – устало попросила она, и её маленький пальчик задумчиво обвёл его губы и спустился к подбородку.

      Игорь промолчал. Да и Васильич не догадается, что при установке смесителя он