Слоновидение. Лариса Ишбулатова

дня начнет рассказывать всем о таинственном путнике и будет всем раздавать свою посуду.

      Так и сделал. Не раз обошел он селение и каждому жителю обо всем рассказал. И слушали его и мужчины, и женщины, и дети, и старики, знавшие его с малолетства. Говорили с ним и в богатых домах, и в бедных, и подарки его принимали.

      Шли дни. Отцвели тюльпаны в степи. Увяло нарядное покрывало. Земля высохла и затихла. Только ветер и зной звенели в ковылях, золотых от жара, да перекати-поле шуршало на разъяренном солнце. Ушла влага, да только люди, предупрежденные гончаром, впрок водой запаслись и жили как ни в чем ни бывало: веселились, ходили друг к другу в гости. Юсуфа здесь знали с рождения, а он знал здесь каждую песчинку, каждый камешек. За радушие и беззаботность любил Юсуф это селение и окончательно передумал его покидать. Птичка под крышей петь перестала – у них в гнезде птенчики вылупились. Лишь иногда по очереди слетали их родители во двор – воды попить и подкормиться. Юсуф опекал их и все думал о вазе.

      Однажды утром, подходя к мастерской, услышал он голоса:

      – Где он?

      – Сейчас придет, мастер-благодетель!

      – Завидуешь?

      – Да тут и завидовать нечему – зло берет. Из учеников меня отпустить не хочет, а все потому, что боится славу свою потерять. Как же он тогда указывать станет, кому из какой посуды пить?

      А потом слух пошел, что неспроста Юсуф селенье обходил и неспроста расщедрился так, что посуду, сделанную на продажу, даром раздавал. Не тот, дескать, у мастера глаз теперь и руки теперь не те. Видели, дескать, как он сам ошибается и работу свою портит. Есть среди его учеников моложе и лучше. У них посуда и легче, и крепче, и красивее.

      Стали меньше у Юсуфа посуду покупать, а дареную не берегли – побилась. Тем временем беда пришла. Засуху переждали – дело для этой земли привычное. Юсуфа слушать не стали – кто головой для вида покивал, кто улыбнулся лукаво, а кто и рассмеялся в голос. И пошла жизнь своим чередом, та, да не та.

      С удивлением и страхом стал замечать Юсуф, что дети, играя, стремятся увечить друг друга: избивают до крови товарища, тычут палками в глаза. Если увернулся – выиграл, глаза лишился – не обижайся – проиграл. Заводилой у них сын мясника сделался, которого прежде за жестокий нрав не любили. Бегал он теперь с ватагой ребятишек, на щенках, котятах да на воробьях отцовское искусство показывал, да так, чтобы крови больше и больнее.

      И запретил Юсуф своим детям на улицу выходить.

      Взрослые меж тем в гости друг друга уже не звали – словно боялись чего-то. Случайного путника за приветствие едва камнями насмерть не забили.

      Делом своим никто не занимался. В базарный день в город никто не ездил. Лица у всех были такие, будто спят и сон дурной видят. И пришло селение в упадок. Один Юсуф в мастерской работал, да в город на продажу посуду возил. Стали на него коситься, жадным и ненасытным называть. Жена заскучала – соседки с ней знаться перестали. Как увидят – шепчутся,