Считай звёзды. Кира Каулиц

как…

      – Подожди, Леся. Если ты не хочешь их прощать, тогда и Бог не должен прощать тебя, – останавливает меня Лида. – Помнишь молитву? «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Бог есть любовь, и когда мы приближаемся к Нему, зло и ненависть должны остаться за порогом.

      Лида всегда приведёт кучу доводов. Она процитирует что-нибудь из умных книг, расскажет много историй… Мы долго спорим, обсуждаем, как это непросто, практически невозможно – простить обидчика, тем более, если он действительно виноват! Да и как прощать того, кто не просит у тебя прощения?

      – Олесенька, оставь свою ненависть и предоставь этих людей Богу. Он воздаст им Сам и за добро, и за зло… – упрашивает она меня, и я прекрасно понимаю, что она права.

      Ненависть – это «война», которая идёт внутри меня, и иногда мне кажется, что конца-края ей не будет. Ведь самое обидное, что люди, которые устроили войну, сами от неё не пострадали! Они живут, и у них всё замечательно! Их ведь до сих пор показывают по телевизору. Они радуются, пьют-едят, смотрят на небо. А я… а я…

      А я, может, никогда больше звёздочек не увижу!

      Глава 4

      АПРЕЛЬ

      Сегодня у меня особенный день. Меня выписывают из больницы. Лида заберёт меня, и у меня начнётся другая, новая жизнь. Она забирает меня к себе насовсем, мне радостно и тревожно. Радостно от того, что теперь у меня будет близкий и родной человек, а страшно, потому что я не знаю, что ждёт меня впереди…

      Вот и последний осмотр. Главврач желает мне всего хорошего, а Аня и Вера ведут вниз на выписку. Медсёстры прощаются со мной и тоже желают крепкого здоровья, успехов в учёбе… За эти два месяца они стали мне почти родными, поэтому я не хочу портить им настроение и стараюсь выглядеть весёлой и счастливой.

      Лида сажает меня в машину, и я набиваю себе ещё одну шишку. Я всегда ударяюсь обо что-то, как бы хорошо она за мной не смотрела. Врач даёт ей несколько последних инструкций, потом она пристёгивает мой ремень безопасности, и мы отъезжаем от больницы. Она молчит, и я молчу – трудно начать разговор, тем более, я не знаю, как мне теперь к ней обращаться. Тётя Лида? Но ведь она меня в дочки взяла… значит, мама?..

      – А как мне теперь тебя называть? – наконец спрашиваю я её.

      – Как тебе удобнее, – волнуясь, отвечает она, – хочешь мамой… а хочешь, по имени.

      – Я по имени буду… а какая ты?

      – Я небольшого роста, у меня светлые прямые волосы до плеч, карие глаза… – она описывает себя во всех подробностях, и скоро я начинаю её «видеть»… Может, она и хорошая, но совсем не похожа на молодую рыжеволосую мою маму, мамочку…

      Её портрет висел у нас в комнате на самом видном месте, и я часто смотрела на него, стараясь запомнить и понять, какая была она.

      Мы с папой часто говорили о ней, и, конечно же, я помнила её добрые руки, которые стирали мои платья, убирали мои игрушки, поправляли по ночам одеяло. Я помнила и её глаза. После её смерти, когда мне начинало казаться, что я забываю её образ, я залезала на стол,