Музыка жизни. Татьяна Гордиенко

несокрушённая парит.

      И май зелёный празднично и ярко

      горстями одуванчиков горит.

      «Заговорили небеса…»

      Заговорили небеса,

      согрели тёплыми лучами,

      и зимней неги полоса

      была расстреляна громами.

      Земля открыла нам сама

      умытые дождями дали,

      и хочется сойти с ума

      от первых листьев пасторали.

      «Господи, как же они похожи…»

      Господи, как же они похожи —

      зимы и вёсны наперебой.

      Трудно бывает их подытожить

      или отметить одной строкой.

      Я не могу их, как рукопись, вычитать

      или легко, как птиц, отпустить.

      Я не могу их приходы вычислить,

      только могу безгранично любить.

      Зимние клавиши, струны весенние.

      Хрупкая разница, смытая грань.

      Я проповедую, как исцеление:

      сне́ги, фиалки, морозы, герань.

      Всё – как единственно-сладкое целое:

      переплетение снега и луж,

      сине-зелёное, ласково-белое —

      для искупленья неправедных душ.

      Весеннее кимоно

      Подарю самой себе кимоно

      и порадуюсь сиянью весны.

      Цветом сакуры цветёт полотно,

      вкусом вишни мои мысли пьяны.

      И хотя ещё балу́ют снега,

      но цветы уже свежи и чисты.

      Синий ирис засиял – как серьга,

      и левкоя зеленеют листы.

      Беззащитна, словно сердце в груди,

      ипомея на холодном ветру.

      Если ринутся на землю дожди,

      обогрею, как родную сестру.

      Амариллису без солнца темно,

      и камелия всё ждёт новизны…

      Ах, цветастое моё кимоно —

      яркий вестник долгожданной весны!

      Стихов ультрамарин

      Сиянье дней раскляксила весна.

      Мне не хватает слов для их огранки.

      Я заключу, наверное, их в рамки,

      чтобы отдельно: счастье – и вина.

      Листы дорог листает солнца свет.

      Навзрыд – ручьи: ведь скоро станет сухо.

      И я шепчу им ласково на ухо,

      что постоянства в этом мире нет.

      Смахну с небес стихов ультрамарин,

      и буду ждать батистовое лето,

      и наложу своею властью veto

      на долго не кончающийся spleen.

      Пастелевый апрель

      Пастелью нарисованный апрель —

      сухим мелком по серому асфальту,

      по мыслей вулканических базальту —

      весенняя цветная карусель.

      Басманная болтает о былом,

      Садовая опять хранит молчанье.

      Фиалками – зонты, и каждый дом

      боится потерять очарованье.

      Трамваев звон и окрики машин,

      свидетели отчаянных желаний,

      признаний и ненужных расставаний,

      как вечной непокорности вершин.

      Сегодня снова яркий свет манил,

      но выберу, наверно, путь окольный:

      я не хочу, чтоб сердцу было больно,

      и не хочу, чтоб ты меня винил.

      Mon cher

      Mon