Орёл в курятнике. Олег Боченин

Андрей, едва взглянув на новорождённого, сразу решил, что сын – не жилец. И тут же потерял к нему весь свой интерес. Младенец был синюшным, сморщенным, страшненьким, косоглазым. В те годы косоглазие не лечили… Возвращаясь домой с моря, Коноплёв вместо «здрассьте» спрашивал: «Не помер ещё?»

      – Как так можно? – возмущалась Наташа. – Он же сын твой.

      – Может и мой, а может от святого духа… Выживет, там поглядим, что за неведому зверушку ты мне принесла. А сейчас какой смысл душу свою выматывать?

      Петька выжил, но часто болел. Во время своего недомогания он капризничал, плакал, мешая отцу выспаться ночью. Мальчик инстинктивно тянулся к матери, звал её, когда был на руках отца, рвался прочь. Андрей нервничал, не понимая, почему родному сыну немил. Как-то Наташа ушла за хлебом. Вернувшись, она застала своих мужчин в истерике: Петька орал в кроватке, муж орал на него.

      – Заткни его! – потребовал Андрей.

      – Он – не радио! – огрызнулась мать.

      Так и огрызалась, защищая кровинушку, но хотела, конечно, чтобы Андрей хоть как-то к сыну привязался. У того иногда, редка правда, какие-то отцовские чувства проявлялись, но чаще он Петьку от себя отфутболивал: «Отстань, видишь, не до тебя! Устал…» Не интересно ему было с мальчишкой, говорить тот начал поздно, да и потом всё как-то несуразно, невпопад.

      Но хоть не помер. А вот отношения молодых Коноплёвых дышали на ладан…

      – Погоди чуток, вот подрастёт Петюнчик малость, появится у них с отцом общий интерес, так и подружатся, – успокаивал дочь Сечкин-отец. – Ты мужа держись! Потерпи. По молодости всегда трудно обоим. Такова она жизнь. Тут ничего не изменишь.

      Не привыкла Наташа к грубости. Отец Ефим Родионович на мать никогда не кричал, с детьми был строг, но справедлив и терпелив. Время было уже не домостроевское. Женщины и книжки читали, и кино смотрели. Старая бабья доля ими уже не воспринималась, как обязательная. Все должны были работать и экономическая зависимость от мужа, как в прежние времена, исчезла. Женщин в семье держала любовь или долг, когда любви не было, но не страх и не зависимость.

      Наташа, воспрянув в замужестве, снова стала рисовать, хоть и редко, но вскоре вовсе бросила это занятие.

      – Андрей, смотри, какой натюрморт удачный у меня получился, – как-то, совсем скоро после свадьбы, показала она рисунок вернувшемуся с работы мужу.

      Тот вместо похвалы буркнул:

      – Лучше бы ужин сготовила, в доме шаром покати.

      – Где же шаром, вот ведь – целая кастрюля борща.

      – Вчерашний…

      – Так ведь вчерашний даже вкуснее!

      – Вкуснее?! – схватил он рисунок жены, порвал со злости, кинул в печку, туда же полетели и кисточки. – Вот твой натюрморт! А ещё раз предложишь мне вчерашний обед на ужин, я из тебя самой натюрморт сделаю! – пригрозил муж.

      Традиции. Любви и уважения такое поведение Андрея Наташе не добавило. Канат, крепящий семью, трещал,