Жизни ремесло. Сборник рассказов. Алла Райц

поляне он, рядом крестик лежит, совсем обычный на вид.

      Сквозь деревья речка Каравуля поблескивает, голоса родных каравульцев слышны.

      Сорвал он травину длинную, приладил к ней крестик и на шею повесил, под рубаху спрятал, чтобы не ускользнул больше, а то мало ли что еще случится.

      – И то, правда, – сам себя поддержал Могута, – тут и к гадалке не ходи, а будем жить-поживать, лиха избывать! Пустая-то дума – ненужная тяжесть, чур, меня, – и пока еще неуверенно перекрестился…

      Потом поспешил Могута к своим; подошел к суженой и, ни слова не говоря, принялся рядом с ней острог возводить. Кто же от защиты по доброй воле отказывается?

      Силой бог не обидел, а долю сам добывай, если что.

      Защита небес

      Много в России по деревням да сёлам разбросано храмов….

      Привычная картина: посреди мирного благолепия сельской красоты – холм, на холме храм, разрушенный, но не потерявший величия.

      Храмы стоят без куполов, израненные лихими временами. Древние стены их одухотворены фресками, но Время соскабливает просветленные лики со стен, стирает из памяти…

      И тянутся обезглавленные колокольни к небесам за защитой….

      Ангел пути

      Он лежал на стерне и знал – ему осталась капля жизни, всего одна, и мучениям конец. Но что-то не давало ему умереть мгновенно от невыносимой боли. Тело растерзанное, окровавленное уже не сопротивлялось мучителям, а дух его упрямился и держал несчастного при жизни, показывая, как ал последний закат на земле, как душиста срезанная рожь, как легки облака.

      Человек, еще живой, смотрел сквозь заплывшие от побоев веки, он мог видеть, что его окружили какие-то тени, а охранники куда-то исчезли. Тени поочередно, наклоняясь к нему, шептали слова утешения, гладили его раны, принося облегчение. С трудом в каждой из них он узнавал себя – прежнего, себя – уже не существующего, того, кем он не стал…. Вот он студент аспирантуры увлечённо рассказывает милой девушке что-то из истории. Вот он дрожит от страха, запертый в карцере первый раз, и некому поддержать его в одиночестве. Вот он склонился над листом бумаги и страстно пишет стихи, зачёркивает, среди сотен зачёркнутых слов он видит одно, самое главное Слово, его тетрадь со стихами тяжела, будто вся боль мира оказалась в ней.

      Тени кружатся над ним, но внезапно расступаются и человек видит белый туман, туман обволакивает его, умывает глаза; человеку хорошо видно, как ярко сияют в ночи васильки, он чувствует запахи земли, травы и ладана. Человек встаёт, омытый белым туманом, раны не кровоточат. Он идет вслед за туманом туда, где пробивается свет, он рад, что его тени и прежний он остались там, на поле, он больше не чувствует, как кованые сапоги впиваются в рёбра.

      Он свободен от боли и идёт за своим туманом, жаль, что тетрадь со стихами осталась там, среди травы…. Но когда-нибудь он вернётся и увидит, как его стихи прорастают сквозь рожь и сияют синими цветками, которые видны даже