Занимательная медицина. Средние века. Станислав Венгловский

можно было сделать вполне серьезное заключение, что Цельса он, Парацельс, определенно принимал за врача («пара» – на древнегреческом языке означает, примерно, вроде чего-то «подобного», даже «равного» древнему римскому врачевателю)[7].

      Было этому Парацельсу, в описываемые нами дни, уже тридцать три года. А родился он в окрестностях Цюриха, в семье хорошо образованного тамошнего врача, собравшего у себя в доме весьма обширную библиотеку из медицинских трактатов, из книг, наставлений, – все, преимущественно, алхимического, астрономического и философского направлений.

      И все же сама семья фон Гогенгеймов жила довольно бедно. Первоначальное образование малыш Филипп получил от собственного отца, который обучал его грамоте и – одновременно – старинной, как мир, алхимии. Быть может, эта алхимия и явилась как раз причиной заметного обнищания всей семьи, потому что подобного рода занятия требовали от ее главы непомерных расходов.

      Подобная пагубная страсть всегда была сродни наркотической зависимости, так что ее никак не могли удовлетворить гонорары даже хорошо зарабатывавшего средневекового врача.

      Биографы Парацельса ведут теперь весьма бурные споры на предмет того, знал ли он латынь. Некоторые из них утверждают, что в юности он учился в университете, следовательно – не мог не знать этого древнего могучего языка, с течением времени ставшего, к сожалению, слишком мало употребительным. Другие – наоборот, утверждали нечто в корне противоположное: нет, не знал он ее и в университете, стало быть, учиться никак не мог…

      Во всех этих спорах, по нашему мнению, необходимо учитывать одно очень важное обстоятельство. Готовя сына к жизни, Гоген-гейм – отец, первым делом, конечно, обращал его внимание на латинский язык, без хорошего владения которым в те давние времена, да еще в странах Западной Европы, вообще нельзя было представить себе жизнь более-менее образованного человека, или даже просто претендующего на это достойное звание.

      Изъясняться на латинском языке могли тогда даже чуть ли не все бездомные, даже мальчишки, которые жили подаяниями при монастырях, но забредали при этом в храмы, где и слушали разговоры священников, монахов, различного рода праздных иностранцев. Латынь для европейского средневековья служила тогда повсеместно тем, чем является в наше время разговорный английский язык.

      А то, что Парацельс писал свои труды на немецком языке, – это не что иное, как выражение явного его протеста против преклонения всякого перед книжными авторитетами.

      И уж никак нельзя ставить Парацельса, в этом плане, в один ряд с современным ему французом Амбруазом Паре, о котором мы также будем вести более или менее обстоятельный разговор, который также писал все свои сочинения не на латинском языке, но на родном для него французском.

      Паре действительно довольно плохо мог знать латынь, поскольку родился он в бедной крестьянской семье и, естественно, не мог перенять латынь от своего отца. Не было в его распоряжении также

7

Скорее всего, студенты, обучавшиеся у Парацельса, понимали древнегреческую приставку как превосходство своего кумира над разными античными авторитетами.