она себя. Ей казалось, что зловонный воздух, наполняя легкие, засоряет их гниением. Окружавшие ее дышали ровно, не прилагая особых усилий, – как им это удавалось? Ведь к этому невозможно привыкнуть, с этим невозможно смириться. «Не знаю за какие преступления люди отбывают наказание в этой тюрьме, но те, кто создают им подобные условия, совершают не меньшее преступление», – размышляла она. Было что-то античеловеческое в окружающей обстановке: в крошечной темной камере, в жутком воздухе и антисанитарных условиях. Здесь словно отрицалась жизнь с ее яркими красками, солнцем, чистым воздухом и создавалось искусственное подобие преисподней. Да, если бы можно было представить ад, Вера наполнила бы его этим запахом, мрачностью, обреченностью. Нарочито, агрессивно заключенному демонстрировали, что его человеческая сущность осталась за пределами тюрьмы, внутри которой он превращается в тень, в жалкое подобие человека. Его лишали главного – самоуважения, чувства собственного достоинства, пытаясь превратить в животное. Все ее существо восставало против происходящего; нарастающие гнев и злость возвращали силы. Голова кружилась, больно ныл живот, но глубоко внутри раздался щелчок, и Вера ощутила, что переживает знаковый момент: если у нее не хватит сил подняться сейчас, то моментально ослабнув, она пойдет ко дну. «Неужели, – сказала она себе, – я так слаба, что сломаюсь в самом начале? Облегчу работу этим нелюдям? А когда докажут мою невиновность, выйду отсюда с печатью этого дикого места? Нет! Я не позволю им сломать меня. Скоро, скоро все это закончится, а пока я научусь защищать себя». Приподнявшись и сжав руку в кулак, Вера едва слышно проговорила: «Я буду дышать даже этим воздухом, но буду дышать! И пить вашу затхлую воду, и есть ваши помои! А потом выйду из этого крысятника и забуду об этом навсегда!» Оглянувшись, она увидела, как, поглядывая на нее, люди тихо переговаривались на непонятном языке.
Сколько времени прошло? – силилась подсчитать она, но путалась все больше. Само понятие «время» обретало в этих застенках иной смысл. Казалось невероятным, что тут вообще течет время, потому нереально было понять, сколько же прошло: час, два, полдня. А ведь где-то, совсем недалеко отсюда, люди продолжают жить. И солнечный свет, и свежий воздух, и глоток воды остаются для них обыденными вещами… как и для нее еще десять дней назад. «Когда я выйду отсюда, начну по-настоящему ценить жизнь, по-настоящему ею наслаждаться», – пообещала себе Вера. Она пыталась узнать у сокамерниц, когда обед или ужин, но они не понимали ее. Только одна девушка, забитая и замкнутая, по имени Нгует, знала немного английский, но выглядела подавленной и говорила с трудом. Убедившись в невозможности получить вразумительный ответ, Вера вновь погрузилась в свои мысли. А еще, переступив порог камеры и почувствовав недомогание, она осознала: помощь отныне придется черпать только в себе самой. Закончатся силы, никто не подаст руки, как в те, первые минуты…
