Узнай врага. Вадим Волобуев

Сюда-а!

      Человек махал ему рукой.

      Обрадованный, Головня запрыгнул на лошадь (та аж присела, бедолага) и ударил её пятками по бокам.

      – Вперёд, родимая. Кажись, нашли своих.

      Он не ошибся. Вождь, Сполох и Пламяслав расположились в ложбине, заросшей по склонам стлаником и кустами голубики с засохшими, сморщенными ягодками. Пока старшие разводили костёр, вычернив проплешину среди сугробов, сын вождя забрался на огромный зелёный от лишайников камень, нависший над склоном, и вертел башкой в бахромчатом колпаке, высматривая опасность.

      Головня слез с кобылы, осторожно свёл её, хрустя веточками стланика, вниз по склону.

      – А остальные где?

      Вождь хмуро глянул на него. Не отвечая, спросил:

      – Куда ломанулся-то?

      – Все ж струхнули. Не один я.

      Вождь смерил его тяжёлым взглядом.

      – Ладно, бери снежак, и за дело.

      Головня отошёл к лошади, поскидывал с неё тюки, навешанные с боков, отцепил от седла кожаный чехол с ножом.

      У костра переговаривались вождь и Пламяслав.

      – Слышь, дед, а может, это пришелец твой был?

      Старик ответил, почесав клочковатую бородёнку:

      – Те чёрные были. А этот вроде нет.

      – Чего ж удирал тогда?

      – Не знаю. Чувство какое-то… вроде наваждения. Морок. Духи смутили.

      Головня отошёл на несколько шагов в сторонку, начал тыкать ножом в сугробы, подыскивая хороший снег: чтобы не жёсткий, ломающийся в руках, и не мягкий, прилипающий к ладоням, а только глубокий и ровный снизу доверху.

      Невдалеке бродили лошади, рыли копытами сугробы, возили мордами по бурому, почти коричневому в сумерках, мху. Наверху, над склоном ложбины, всё так же торчал Сполох, крутил головой, наблюдал за местностью. Скосив глаза на Головню, он ухмыльнулся и сказал, присев на корточки:

      – Удрал – сам виноват, земля мне в ноздри. Отец же вас, дураков, хотел остановить, орал вам… эх.

      Головня отвернулся, не желая этого слушать.

      Вождь сказал старику:

      – Пойдём глянем. Он же тела волков не увёз, бросил как есть.

      – Что ж, пойдём!

      Сполох заволновался, спрыгнул с валуна, закосолапил к ним, проваливаясь в снегу.

      – Меня возьмите. Тоже хочу глянуть.

      – Здесь останешься, – отрезал отец. – За лошадьми присматривай.

      Он подошёл к своей кобыле, потрепал её по холке, взобрался в седло. Лошадь не шелохнулась – стояла прямо, будто из камня вытесанная. Она была бесплодной и потому очень сильной.

      Пламяслав тоже вскарабкался в седло. Сполох, завидуя, глядел вослед старшим товарищам.

      В мечущемся красноватом свете костра краски помутнели, всё вокруг стало зыбким и обманчивым: сугробы теперь смахивали на пепельные холмы, тени превратились в зверей, а звери – в привидения. Головня сердито вырезал снежные брикеты, досадуя на себя за мимолётное малодушие.

      В небе опять засияло, заискрило, покатились красные, белые и синие волны, точно кто-то опрокинул