Ледяной смех. Павел Северный

с усмешкой Топоркова.

      – Простите. Считайте, что мы не слышали вашего кощунственного вопроса.

      – Ей-богу, Мария Александровна, спросила вас без тайной мысли, ибо не поклонница греховности в женщине.

      – Глафира, перестаньте оригинальничать. Ну кто вам поверит, что живете без мыслей о своей греховности. Все мы, женщины, лишь этим и живем, только, к сожалению, не все из нас умеют сохранять в наших телесах эту желанную бабью греховность.

      Смотрите на меня. Разве я не сама виновата, что позволила себе потерять греховность, обзаведясь в неположенных местах жирком. А княжна Ирина – прелесть. Сама женщина, а глядя на нее, холодею от удовольствия, когда представляю…

      Каринская, махнув рукой, засмеявшись, замолчала.

      – Что представляете, Мария Александровна?

      – Будто не знаете, Глафира, о чем я сейчас думала.

      – О чем, Мария Александровна?

      – Хотя бы о том, как княжна танцует танец Соломеи.

      – Вы видели?

      – Да. Ишь, как у вас у всех глазки грешком заблестели. У вас, Глафира, особенно, хотя и считаете себя женщиной без греховности.

      – Это что же за танец такой? – спросила Клавдия Степановна.

      – О нем трудно рассказать. Его надо видеть.

      – А он пристойный?

      – Грешный, Клавдия Степановна. У вас в зеленой гостиной висит копия с картины Семирадского «Танец невольницы».

      – Так на картине она совсем нагишом. Неужели княжна?

      – Представьте, Клавдия Степановна.

      – Господи! Да что же ноне даже с такими знатными девицами приключается. Калерия, сходи узнай, как обстоят дела на кухне.

      – Дочь ваша, Клавдия Степановна, вместе со мной видела танец княжны.

      От удивления старуха Кошечкина перекрестилась.

      – Да разве дозволительно девушке на такое глядеть?

      – Даже обязательно. Дочь ваша – артистка.

      – Да музыкантша она.

      – Артистка. А потому должна смотреть на любую красоту, даже в облике обнаженной женщины.

      – Ох, Мария Александровна, простите меня, старуху, за правду, кою сейчас вам выскажу. Певица вы просто сверхзамечательная, но женщина, по греховным рассуждениям, просто несусветная охальница.

      – Ничего не поделаешь, если себя такой воспитала, отбившись от материнских рук. Со мной судьба не больно цацкалась, на подзатыльники не скупилась, вот и стала Каринская грех со святостью путать.

      – Да будет вам на себя напраслину наговаривать. Может, и впрямь надо на все глядеть, а запоминать только нужное…

      – Вот ваша Калерия так и делает. С моей помощью на все смотрит, а запоминает только нужное. Но танец княжны нельзя не запомнить.

      – Где же она его танцует? – спросила Топоркова.

      – А этого ни от меня, ни от Калерии не узнаете даже под пытками. Давайте лучше попросим Калю «угостить» нас музыкой Чайковского.

      – Именно Чайковского?

      – Да, да, Каля. Его «Временами года», потому что в вашем исполнении это шедеврально.

      – Воля гостей – закон. Пойдемте в зал…

      В