Обман. Элизабет Джордж

перед ней вопрос о том, какую роль мог (или не мог) играть Тревес в брачных намерениях Кураши. Об этом стоило поразмыслить.

      Барбара пристально смотрела в сторону Увеселительного пирса. На том конце, где когда-то стояло кафе Джека Оукинса, теперь шла стройка. Даже на таком расстоянии она видела, что все строения на пирсе свежеокрашены – белые, зеленые, синие и оранжевые; пятно, на котором они располагались, по периметру окружали мачты с висящими на них разноцветными флагами. Когда она в последний раз приезжала в Балфорд, ничего этого не было и в помине.

      Барбара отошла от окна. Глядя на себя в зеркало, она призадумалась над тем, было ли разумным снимать с лица повязку. Косметику с собой она не взяла. К тому же у нее и не было-то ничего, кроме тюбика губной помады «Блистекс» да баночки румян, оставшихся от матери, а поэтому укладывать косметичку в рюкзак было бы попросту бессмысленно. Ей нравилось представлять себя неким существом, моральная устойчивость которого не позволяет проделывать с внешностью никаких обманных манипуляций – ну, разве что наложить немного тональной пудры на щеки, дабы слегка улучшить цвет лица. Однако истинная причина заключалась в том, что, оказавшись перед выбором, на что потратить утром пятнадцать минут своего жизненного времени – на наложение макияжа на лицо или на сон, – Барбара выбрала второе. Учитывая характер ее работы, такое решение казалось ей более осмысленным. Таким образом, ее подготовка к предстоящему дню занимала не более десяти минут, четыре из которых тратились на отыскание нужных предметов в рюкзачке, вперемешку с проклятиями, и на поиски пары чистых носков.

      Почистив зубы, причесавшись и сложив в свой рюкзачок пакет с вещдоками, собранными накануне в номере Кураши, Барбара вышла из номера. В коридоре запахи еды, приготовленной на завтрак, окутали ее так цепко, словно руки малого ребенка юбку матери. Из кухни пахло яичницей с беконом, жареными сосисками, подгоревшими тостами, помидорами и грибами, томящимися на рашпере. В обеденный зал можно было пройти и с завязанными глазами. Барбара шла на становящиеся более сильными запахи; спустившись по лестнице на один пролет, она двигалась по узкому коридору первого этажа, и теперь до нее доносился звон посуды и гудящий шум голосов, обсуждающих планы на день. С каждым ее шагом голоса становились все отчетливее. Один голос – особенно. Говорил ребенок, произнося слова быстро и разборчиво:

      – Ты слышал о ловле крабов с лодки? Папа, а мы сможем их половить? А чертово колесо? Мы сможем прокатиться на нем сегодня? Я весь вечер смотрела на него, когда сидела на газоне с миссис Портер. Она сказала, что когда ей было столько лет, сколько мне, чертово колесо…

      Раздраженный низкий голос, прервал преисполненное надежд щебетание ребенка. Как всегда, с грустью подумала Барбара. Ну что еще, черт возьми, нужно этому болвану? Он, как слепой слон, безжалостно топчет все порывы своей маленькой дочери. Подходя к двери, Барбара чувствовала, как внутри у нее