Мистер Пропер, веселей!. Василий Богданов

увидел прятавшихся в коридоре детей. «Так это и есть главный?!» – ужаснулся про себя он, вновь переводя взгляд на неподвижного человека. Рыжеватые волосы обрамляли его одутловатое изъеденное оспой лицо, а в усах прятались губы алкоголика, мягкие и толстые, словно сосиски с полиэтиленовой кожицей, под которой малиновым цветом набухла мясная масса.

      – Миша, – Анна Геннадьевна встала у изголовья, как карающий ангел.

      Человек разлепил веки, попытался сесть и закашлялся. Мокрота и слизь полетели от него во все стороны.

      – Где мои деньги? – жёстко спросила Анна Геннадьевна.

      Продолжая кашлять, человек замахал на неё руками. Жена подскочила к нему и сунула в руку скомканный носовой платок. Отхаркнув в него содержимое лёгких и носоглотки, Михаил Сергеевич вытер по кругу свои распущенные губы и наконец удостоил Анну Геннадьевну осмысленным взглядом.

      – О! Кто к нам пожаловал, – ёрничая, произнёс он, – сама Железная Анна!

      – Он вернёт, – робко вставила жена.

      – Я больше… я больше не могу ждать, – сухо заметила Анна Геннадьевна, – я звоню Кириллу. Да. Где здесь телефон?

      Не обращая на неё внимания, Михаил Сергеевич спросил у супруги:

      – Мария, не пора ещё пищу принимать?

      Та молча убежала на кухню и скоро вернулась с тарелкой, полной куриного бульона со «звёздочками».

      – С Вашего позволения, Анна Геннадьевна, я отобедаю, – Михаил Сергеевич свесил голые бледные ноги с кровати и, прикрывая пах комком одеяла, придвинул к себе стоявший рядом табурет, на который его жена заботливо поставила суп.

      – А где приборы? – спросил он, рукой зачёсывая назад сальные рыжие волосы.

      – Сейчас, – жена принесла с кухни ложку и кусок хлеба.

      Михаил Сергеевич с аппетитом принялся за еду. В это время Анна Геннадьевна отыскала наконец телефонный аппарат, спрятанный в одном из углов под кучей хлама, и набрала номер, несколько раз резко повернув трескучий пластмассовый диск. На лице её читалось сильное раздражение.

      – Кирилл, это я, – произнесла она в трубку, – моё терпение лопнуло. Да. Отдаю… отдаю за пятьдесят.

      Жена Михаила Сергеевича упала в ноги Анне Геннадьевне и начала хватать её за руки, повторяя:

      – Анна Геннадьевна, он отдаст, честное слово, отдаст. Анна Геннадьевна, ради Христа, детей пожалей!

      Анна Геннадьевна положила трубку и позволила Марии отобрать у неё телефон.

      – Поздно, – сказала она, – Миша сам во всём виноват.

      Михаил Сергеевич продолжал стучать ложкой, доедая бульон.

      – Жалости в тебе нет никакой, Анна Геннадьевна, – философски заметил он, – никакого христьянского милосердия.

      – Пойдём, – коротко бросила Анна Геннадьевна, обращаясь к Н. И.

      Когда они вышли на улицу, она, заметив обескураженное выражение на лице спутника, объяснила:

      – Миша – хороший… хороший человек, но пьющий. Да. Сильно. Когда-то мы с ним влезли вместе