Самый большой подонок. Геннадий Васильевич Ерофеев

дюймовые доски, но никто не осмелился бы назвать его безмозглой скотиной. Да, Вольдемар был непрост, и я мысленно поблагодарил Шефа за то, что на роль доброго дядьки, который последним шлёпнет меня по попке и скажет «Ну, давай!», он выбрал именно Хабловски.

      – Мои ребята смастерили, – сообщил Вольдемар, демонстрируя искусно выполненную маску кругорота. – В караулке очумеешь от безделья, каждый развлекается по–своему.

      Я протянул ему руку.

      – Здорово!

      – Здорово, бродяга! – Вольдемар ухватил мою неслабенькую длань своею знаменитой правой.

      Некоторое время мы молча состязались. Как всегда, к двадцать пятой секунде я не выдержал напора его гидравлической клешни.

      – Всё, Юл, пусти!

      – То-то, бродяга! – Вольдемар был рад, что держит форму.

      – Я видел плохой сон.

      – Опять приснилось, что заболел ревматизмом? – заулыбался Хабловски.

      – Да нет.

      Я вкратце пересказал ему содержание сна.

      Вместо оглашения пространного резюме Вольдемар взглянул на часы.

      – Пускай сны толкуют экзальтированные дамочки, для нас с тобой это непозволительная роскошь.

      – Где мы?

      – Мы в буферной зоне. Внутренний и внешний периметры охраняются. Но для тебя освободили коридор. Пошли на свежий воздух!

      Я привёл себя в порядок, подхватил рюкзак с необходимой «шкабарднёй», и мы покинули чрево фуры, в которой я, как Владимир Ленин в опломбированном вагоне, был доставлен к месту великих дел.

      Стояла тёплая октябрьская ночь, воздух был свеж и вкусен. Ярко горели южные звёзды.

      – Вон караулка! – показал рукой Вольдемар. – Там сейчас никого нет и до твоего ухода в Сумеречную Зону не будет.

      Хабловски запер дверцы кабины и грузового отсека и бодро проговорил:

      – Ну что, потопали?!

      Находившаяся метрах в ста от фуры караулка была не освещена. Вольдемар отомкнул замки и провёл меня в крохотный кабинет.

      – Моя персональная каюта, – сообщил он. – Жаль, гальюн на отшибе… Барахлишко поставь сюда и ступай ополоснись, если хочешь. Душ по коридору направо. А я пока соображу закуску.

      Душ был крохотный. Я сбросил «свиноколы», разделся и встал под несильные струи. Вода оказалась недостаточно горячей и к тому же отвратно воняла дезинфекцией. И на том спасибо.

      Когда я вернулся в каюту, Вольдемар заканчивал нехитрую сервировку. Завидев меня, он нырнул в бар и выставил такую бутылочку, за которую можно было купить эту караулку со всей командой. Естественно, исключая самого Юла.

      – Режешь последний огурец? – спросил я.

      – Лимоны я порезал заранее, – усмехнулся Вольдемар. – И сахаром присыпал, чтобы дали сок. Всё, как ты любишь, а для хорошего человека и последней коллекционной бутылки не жалко.

      – Да не хороший я.

      – А какой?

      –