Самый большой подонок. Геннадий Васильевич Ерофеев

огромное урбанистическое войско для сокрушения последнего рубежа матушки Природы.

      Стоя на вершине бруствера, я вдыхал чудесные медвяные ароматы полевых цветов, периодически перебиваемые смрадом красноватой гари от взлетающих на форсаже самолетов, сносимой в мою сторону ласковым летним ветерком. Иллюзия реальности или реальность иллюзии, воссозданной матушкой Вомб, была полной, безупречной.

      Пилотировать грохочущие летающие гробы мы не любили, тем более плохо разбирались в их устройстве и материальной части. Кто-то из стажёров шутливо называл реактивные полёты «обременительной забавой».

      Годам к восемнадцати-двадцати наши с Воликом Кочновым пути-дороги разошлись, и он перестал входить в число моих приятелей. И вдруг судьба-индейка вновь свела нас, причем свела под крышей Департамента. Правда, мы оказались в разных отделах и почти не виделись друг с другом. Но список на реактивные полёты был общим для всех стажёров, и нам с Волькой по удивительной иронии судьбы выпало упражняться на одном и том же самолёте.

      В тот день мы летали без инструктора. Выполнив несложное упражнение, я посадил машину и в радужном настроении присоединился к группе уже отстрелявшихся стажёров, отдыхавших в стороне от взлетно-посадочной полосы (ВПП) на пышной и сочной июньской травке. Некоторые втихую покуривали, другие перекидывались в картишки, третьи сражались на тесном поле карманных шахмат, четвёртые занимались праздной болтовнёй, пятые молча лежали, жуя травинки – словом, каждый развлекался, как умел.

      Я присоединился к весёлой компании, скучковавшейся вокруг неподражаемого Матюши Пепельного. Здесь дискутировался в основном животрепещущий вопрос о технических характеристиках и потенциальном моторесурсе новой аэродромной буфетчицы, которую никому из стажёров пока не довелось таранить в ближнем бою, ограничиваясь лишь полётами на параллельных курсах.

      Тем временем Волик забрался в самолёт, пилотское кресло которого ещё хранило тепло моей, тогда худой, задницы, и поднял машину в воздух. На форсаже он взмыл в небо почти вертикально и, набрав необходимую высоту, приступил к выполнению простенького полётного задания. Он летал значительно лучше остальных и в отличие от большинства по-настоящему увлёкся грубо ревущими опасными машинами. Сегодняшними полётами заканчивался лётный сезон, затем нам предстояло уйти в отпуска. Со свойственным чемоданному настроению нетерпением мы ожидали окончания полётов.

      Внезапно я подскочил как ужаленный. С самолётом творилось неладное. Картишки и сигареты были отброшены, все взоры обратились к судорожно дергающейся машине Волика, как бы в стремлении поддержать в небе вышедший из-под контроля летательный аппарат. Все невольно подумали, что Волька не катапультируется из-за того, что под ним лежит этот чёртов город с многомиллионным населением. Типичная, банальная ситуация, известная по рассказам