Вечное возвращение. Книга 1: Повести. Сборник

повел удивленно глазами.

      – Ну да. Ты не знаешь, чем кончилось? На, читай…

      И Грохотов вынул торжественно из кармана листовку Временного Совета Российской Республики с призывом о сплочении вокруг комитетов спасения родины и революции.

      – Понял?

      Дима понял и взволновался глухим, томительным волнением. Сразу встала давно подавляемая мысль – что делать?

      – Хочешь, едем со мной, – предложил Грохотов. – Вместе веселее.

      Дима раздумывал, а он, схватив его за рукав, шептал горячим шепотом, поглядывая по сторонам:

      – Правительство арестовали, блатных из тюрем по-выпустили. Банки прикроют, на днях прикроют. Все, что потом-кровью добыто, народное, говорят, достояние… Ах, черти полосатые!.. Ты деньги где держал? В банке небось? Молодо-зелено… Ну, как же, едем? А то того гляди поезда станут.

      – Я не один, – сказал Дима нерешительно.

      – Чудак, ты что же думаешь, мы навеки, что ли? Через неделю с хоругвями, с иконами, с колокольным звоном вернемся… Кто у тебя, жена?

      – Допустим.

      – Женщина? Так бери с собой. Чем больше – тем лучше, веселее. Ты здесь живешь недалеко?

      – Она на Охте.

      – Далеконько… Ну ладно, садись, доедем…

      И, зайдя ненадолго к себе, заперев квартиру, Дима уже ехал на Охту. Грохотов хозяйственно оглядывал улицы, без умолку говорил, желая казаться веселым, заразить своим весельем. Он напоминал цыгана, дирижирующего хором, с печальным видом выкрикивающего зажигательное: «Эй, ходи, молодая!» Какие-то документы из Военно-промышленного комитета помогли сойти за снабженцев, возвращающихся на фронт, и избежать подозрительности патрулей.

      Наташу, конечно, пришлось поднимать с постели.

      Она не удивилась.

      – В Москву? Ну что же, только ненадолго, у меня здесь мебель… Платья тоже не возьму.

      Она зевнула и стала одеваться, не стесняясь присутствием Грохотова, разглядывающего ее мимоходом, но с любопытством.

      Назад ехали на том же извозчике, Наташа на коленях у Грохотова. Улицы все еще были пустынны, но на Николаевском вокзале было суматошно и тесно. Крупная взятка открыла им путь на перрон. Поезда, отходившие в Москву, были переполнены. Билетов нельзя было получить, да, по-видимому, огромное большинство пассажиров ехало по документам. Тут же составлялись воинские эшелоны, подавляющее количество суетившихся и оравших людей были солдаты и рабочие-красногвардейцы.

      Была единственная возможность уехать – это попасть в международный вагон. Но он свирепо охранялся проводником.

      Тут выручил опять Грохотов. Необыкновенная легкость, с которой он умел дать взятку, соединялась в нем с правильно взятым тоном, напористым и шутливым. Проводник уступил свое купе, и они уселись втроем в узком пространстве, стесненные обилием каких-то корзин и чемоданов.

      Поезд тронулся. Грохотов, немедленно вытащив из чемодана водку, угощал проводника и Наташу. Выпил и Дима, думая все о том же: что грохотов из кожи лезет,