Камасутра для Микки-Мауса. Дарья Донцова

сапожки на высокой, десятисантиметровой, шпильке.

      Я вскочила с дивана.

      – Ты куда? – удивился Кирюшка. – За чаем? Тогда остановлю пленку.

      Но мне было не до дурацкой комедии. Отлично помню, что Ната топала ногой, обутой в высокий ботиночек без каблука. Каким образом у бегущей к метро женщины оказались сапожки на шпильке? Напрашивался только один ответ: в сторону подземки торопилась не Ната. А кто? Вновь перед глазами возникла фигурка в красной куртке, с дурацки причесанной головой: кудряшки, на которых висит заколка в виде бабочки.

      В полном ажиотаже я влетела на кухню и, сама не знаю почему, дернула ящик, в котором у нас хранятся столовые приборы. Вилки, ложки, ножи веером разлетелись по чисто вымытому линолеуму. Кирюшка вбежал в кухню.

      – Лампудель! Ты упала?

      Я присела и стала молча собирать рассыпанное. Руки тряслись от напряжения. Девушка в красной куртке, спешившая к зданию «Новокузнецкой», убийца, сжимавшая пистолет, была не Ната. Просто они очень похожи. Внезапно вилки выпали из моих рук и снова оказались на полу. Кто-то решил подставить Вовкину жену и специально обстряпал дело таким образом, что…

      – Это тебя! – Кирюша сунул мне в руку телефонную трубку. – Какая-то дура!

      – Неприлично так говорить о взрослых. – Я машинально проявила педагогическое занудство и тут же рассердилась на себя.

      Получается, что детей можно обзывать дураками.

      – Идиотка! – не успокаивался Кирюша. – Прикинь, она спрашивает, когда похороны Лизки.

      На секунду я оторопела, потом спросила:

      – Кого?

      – Лизаветы.

      – Какой?

      – Нашей!!!

      Я схватила трубку и моментально услышала рыдающий голос Алены Мамонтовой.

      – Господи, горе какое, горе какое! Лампа, вы держитесь. Хочешь приеду?

      – Зачем? – я решила внести ясность.

      – Ну помочь, поминки, посуда, блинов напечь, сковородки помыть, – зачастила Алена, – когда хороним?

      – Кого?

      – Лизоньку.

      – Какую?

      Алена на секунду замолчала, потом голосом, полным сочувствия, продолжила:

      – Понимаю, тебе плохо, но…

      – Если имеешь в виду нашу Лизавету, – перебила я глупую Мамонтову, – то девочка живехонька-здоровехонька, позавчера уехала на дачу к своей подружке на неделю, час тому назад я с ней разговаривала по телефону.

      – Да? – растерянно протянула Алена. – Ну и ну…

      – С чего тебе в голову пришло, что Лизавета скончалась? – обозлилась я.

      – Э… а… у, – стала издавать нечленораздельные звуки Алена.

      Я швырнула трубку на диван и с чувством произнесла:

      – Дура! Недаром от нее два мужа сбежали.

      – Идиотка! – подхватил Кирюшка. – Вот уж придумала так придумала.

      – Балда! – я никак не могла прийти в себя.

      – Балбеска стоеросовая, – охотно согласился Кирюшка.

      Во мне внезапно вновь проснулся педагог.

      – Нехорошо