Лучшие повести и рассказы о любви в одном томе. Александр Сергеевич Пушкин

описать: как она тихо встает при лунном свете и как ее подруги пугаются… Она перешагнула край лодки, вакханки ее окружили, умчали в ночь, в темноту… Представьте тут дым клубами, и все смешалось. Только слышится их визг, да венок ее остался на берегу.

      Зинаида умолкла. («О! она полюбила!» – подумал я опять.)

      – И только? – спросил Майданов.

      – Только, – отвечала она.

      – Это не может быть сюжетом для целой поэмы, – важно заметил он, – но для лирического стихотворения я вашей мыслию воспользуюсь.

      – В романтическом роде? – спросил Малевский.

      – Конечно, в романтическом роде, байроновском.

      – А по-моему, Гюго лучше Байрона, – небрежно промолвил молодой граф, – интереснее.

      – Гюго – писатель первоклассный, – возразил Майданов, – и мой приятель Тонкошеев, в своем испанском романе «Эль-Тровадор»…

      – Ах, это та книга с опрокинутыми вопросительными знаками? – перебила Зинаида.

      – Да. Это так принято у испанцев. Я хотел сказать, что Тонкошеев…

      – Ну, вы опять заспорите о классицизме и романтизме, – вторично перебила его Зинаида. – Давайте лучше играть…

      – В фанты? – подхватил Лушин.

      – Нет, в фанты скучно; а в сравненья. (Эту игру придумала сама Зинаида: назывался какой-нибудь предмет, всякий старался сравнить его с чем-нибудь, и тот, кто подбирал лучшее сравнение, получал приз.)

      Она подошла к окну. Солнце только что село: на небе высоко стояли длинные красные облака.

      – На что похожи эти облака? – спросила Зинаида и, не дожидаясь нашего ответа, сказала: – Я нахожу, что они похожи на те пурпуровые паруса, которые были на золотом корабле у Клеопатры, когда она ехала навстречу Антонию. Помните, Майданов, вы недавно мне об этом рассказывали?

      Все мы, как Полоний в «Гамлете», решили, что облака напоминали именно эти паруса и что лучшего сравнения никто из нас не приищет.

      – А сколько лет было тогда Антонию? – спросила Зинаида.

      – Уж, наверное, был молодой человек, – заметил Малевский.

      – Да, молодой, – уверительно подтвердил Майданов.

      – Извините, – воскликнул Лушин, – ему было за сорок лет.

      – За сорок лет, – повторила Зинаида, взглянув на него быстрым взглядом.

      Я скоро ушел домой. «Она полюбила, – невольно шептали мои губы. – Но кого?»

XII

      Дни проходили. Зинаида становилась все странней, все непонятней. Однажды я вошел к ней и увидел ее сидящей на соломенном стуле, с головой, прижатой к острому краю стола. Она выпрямилась… все лицо ее было облито слезами.

      – А! вы! – сказала она с жестокой усмешкой. – Подите-ка сюда.

      Я подошел к ней: она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.

      – Больно… – проговорил я наконец.

      – А! больно! а мне не больно? не больно? – повторила она. – Ай! – вскрикнула она вдруг, увидав, что выдернула у меня маленькую прядь волос. – Что это я сделала? Бедный мсье Вольдемар!

      Она