Моя система воспитания. Педагогическая поэма. Антон Макаренко

уходит. Утром, за завтраком, все ребята обращаются ко мне с просьбой: пусть Чобот останется, они за него ручаются.

      – Чем ручаетесь?

      Не понимают.

      – Чем ручаетесь? Вот если он все-таки возьмет нож, что вы тогда будете делать?

      – Тогда вы его выгоните.

      – Значит, вы ничем не ручаетесь? Нет, он пойдет из колонии.

      Чобот после завтрака подошел ко мне и сказал:

      – Прощайте, Антон Семенович, спасибо за науку…

      – До свиданья, не поминай лихом. Если будет трудно, приходи, но не раньше как через две недели.

      Через месяц он пришел, исхудавший и бледный.

      – Я вот пришел, как вы сказали.

      – Не нашел такого места?

      Он улыбнулся.

      – Отчего «не нашел»? Есть такие места… Я буду в колонии, я не буду брать ножа в руки.

      Колонисты любовно встретили нас в спальне:

      – Все-таки простили! Мы ж говорили.

      [9] «Есть еще лыцари на Украине»

      В один из воскресных дней напился Осадчий. Его привели ко мне потому, что он буйствовал в спальне. Осадчий сидел в моей комнате и, не останавливаясь, нес какую то пьяно-обиженную чепуху. Разговаривать с ним было бесполезно. Я оставил его у себя и приказал ложиться спать. Он покорно заснул.

      Но, войдя в спальню, я услышал запах спирта. Многие из хлопцев явно уклонялись от общения со мной. Я не хотел подымать историю с розыском виновных и только сказал:

      – Не только Осадчий пьян. Еще кое-кто выпил.

      Через несколько дней в колонии снова появились пьяные. Часть из них избегала встречи со мной, другие, напротив, в припадке пьяного раскаяния приходили ко мне и слезливо болтали и признавались в любви.

      Они не скрывали, что были в гостях на хуторе.

      Вечером в спальне поговорили о вреде пьянства, провинившиеся дали обещание больше не пить, я сделал вид, будто до конца доволен развязкой, и даже не стал никого наказывать. У меня уже был маленький опыт, и я хорошо знал, что в борьбе с пьянством нужно бить не по колонистам – нужно бить кого-то другого. Кстати, и этот другой был недалеко.

      Мы были окружены самогонным морем. В самой колонии очень часто бывали пьяные из служащих и крестьян. В это же время я узнал, что Головань посылал ребят за самогоном. Головань и не отказывался:

      – Да что ж тут такого?

      Калина Иванович, который сам никогда не пил, раскричался на Голованя прокурорской речью:

      – Ты понимаешь, паразит, что значит советская власть? Ты думаешь, советская власть для того, чтобы ты самогоном наливался?

      Головань неловко поворачивался на шатком и скрипучем стуле и оправдывался:

      – Да что ж тут такого? Кто не пьет, спросите… У всякого аппарат, и каждый пьет, сколько ему по аппетиту. Пускай советская власть сама не пьет…

      – Какая советская власть?

      – Да кажная. И в городе пьют, и у хохлов пьют.

      – Вы знаете, кто здесь продает самогонку? – спросил я у Софрона.

      – Да кто его знает, я сам никогда не покупал. Нужно – пошлешь кого-нибудь. А вам на что? Отбирать будете?

      – А