Дети немилости. Ольга Онойко

испуганный. – Имей почтение! Если бы не ее высочество, вам бы... вас бы давно уже...

      – Вешь Ройшт говорил, что приншешу унеш дракон. – Неле пожала плечами. – И теперь она как не человек. Я и подумала – не человек, это как? Может, она штала летучей жележкой. Мало ли.

      Лонси обреченно прикрыл глаза и заключил, что попытки «просветить» Неле – занятие совершенно безнадежное. Какой-то здравый смысл у дикарки есть, но он уживается в ней с настолько фантастическими представлениями о мире... если она всерьез полагает, что человек может «превратиться в летучую железку», о чем еще говорить. Минуту спустя маг неожиданно для себя задался вопросом: о чем бы беседовали суперманипулятор Маджарт и принцесса, будь они на их – в действительности на своем – месте? Нетрудно догадаться. Об аэродинамике, о новых схемах Четвертой магии и о тяжелой промышленности...

      – Мы ехали сюда на паровике, Неле, – уже совершенно спокойно и почти ласково произнес он, – ты же видывала паровики? Атомник – почти то же самое. Только применяется здесь не Третья магия, а Четвертая, которая гораздо мощнее. Поэтому атомник летает по воздуху, а не ездит по рельсам. Через две недели в Ройсте будет парад по случаю шестидесятилетия его величества. Авиаторы устроят показательные выступления. А сейчас они упражняются.

      – Ум-гму, – не раскрывая рта, Юцинеле уведомила о понимании.

      Лонси поднял голову. В дальней синеве таяла тень благородной эскадрильи – или он просто воображал, что видит ее?

      Ее.

      Принцессу Лиринию Аллендорскую.

      Госпожу Выси.

      Раннее детство слилось в памяти Лонсирема Кеви в единственный день – длинный день у порога тоскливого вечера. На неделе родители обещали Лонси сводить его в парк, и выходного он ждал как праздника. Испросив отпуск, уехала домой, в деревню, его бонна; с начала лета приятелей, близнецов из дома напротив, родные сослали в усадьбу к тетке. С утра до вечера в одиночестве Лонси слонялся туда-сюда по коридорам, наполненным жутковатым мерцанием позолоченных книжных корешков.

      Мать и отец работали в большой зале.

      ...Пройдет несколько лет, и выросший Лонсирем будет думать совсем иначе. Мрачные библиотечные комнаты станут сокровищницей, обладателю которой нет нужды в глупых друзьях, надоедливую старуху бонну сменят молодые веселые репетиторы (всестороннее творческое развитие, подготовка в лицей с уклоном в профессию, викторины, художественная импровизация, основы практической магии), а равнодушие родителей ко всему, кроме работы, начнет казаться большой удачей. Но так стало не сразу, и полустершееся воспоминание пробуждало в Лонси давние детские чувства: горесть, отчаянную обиду, уверенность, что ничего не изменится.

      Зала предназначалась для званых обедов и танцев, но сколько Лонси помнил себя, в ней ни разу не обедали и не танцевали. Утро выходного мать и отец еще могли провести в безделье, но потом их словно магнитом, чьей-то неумолимой волей начинало тянуть в большую залу, к двум кульманам, поставленным друг против друга. Сначала они просто