Зелёные холодные уральские помидоры. Рассказы. Макс Бодягин

А ещё и на мобилизацию не ходил, что вообще в линейке мальчиковых грехов слыло поступком, тянущим на адскую кару. Что такое мобилизация? Ну это когда надо по объяве придти на футбольное поле со своим колом, в фуфайке вместо бронежилета, чтобы в составе банды себе подобных, числом, допустим, в полсотни сабель, идти умирать за правое дело в соседний околоток.

      Я уже подумывал, как бы мне гитару сберечь. Но тут Бармалей сказал: «Слышь, дай-ка поиграть». Я посмотрел на бармалеевы пальцы. Они были созданы для многого. Они отлично сгодились бы для разгибания подков, например, или хорошо бы подошли для помешивания стали в сталеварном ковше (забыл, как он называется). Но мысль о том, что сейчас эти заскорузлые хваталки будут хватать гриф моей гитары, выжгла мне остатки здравого смысла. И я почему-то сказал:

      – Не-а, не дам. Зачем она тебе?

      Моя любимая чешская «Кремона». Старая, сухая, еще с круглой пяткой грифа. Таких уже давным-давно не делают. Мне её отец купил за какие-то несусветные деньги, рублей за двестипиисят. Полгода откладывал деньги на эту покупку. На ней стояли струны, сделанные вручную (!) одним известным в ту пору мастером из Магнитки. И после этого я должен отдать её в куцые лапы человека, отзывающегося на погоняло Бармалей? Да ебануться.

      Бармалей сгреб меня за ворот. По спине поползла противная холодная струйка. Я быстро сказал:

      – Ты всё равно играть не умеешь.

      На удивление, Кучер в этот момент заржал и сказал:

      – Это правильно, Бармалей, ты на грабли-то свои глянь. Куда тебе, слону мохнатому, играть? Ты «звёздочку» полчаса из пальцев складываешь. Слышь, пацан, а ты баррэ знаешь?

      Я удивился такому обширному знанию музыкальных терминов, но честно ответил, что знаю. Бармалей отпустил ворот моей куртки. Кучер протянул мне бутыль портвейну. Помятуя о неприятной судьбе Диабета (которому всю недолгую жизнь приходилось – не очень успешно – доказывать, что никто-никто не ебал его гурьбой в подвале соседней хрущобы и что он просто так «посидел там со старшими ребятами») я вежливо отклонил предложение. Сославшись на молодость.

      – А мы бухаем, – сказал Краб.

      – И нам петь хочется, – кивнул Кучер.

      – А ты, сучара мелкая, нам гитару не даёшь, – неодобрительно подытожил Бармалей.

      – А вы пойте, – сказал я, старательно игнорируя мелкое подёргивание во всём тельце. – Я сыграю.

      – Пиздишь?! – удивились хором взрослые пацаны.

      И запели очень сложную и мелодически замысловатую песню «Нинка как картинка с фраером гребёт». Но я сдюжил. Хуле, это ж не «Аллегро» Джулиани перед комиссией играть, пыжась и потея. Потом последовала песня «бла-бла-бла зачат за три рубля на чердаке, когда на всех резины не хватало, и я родился в злобе и тоске». Что-то типа того. Но я и это вынес. И даже успел вхуярить в смелый авторский замысел некое подобие импровизации. А уж когда я расхрабрился взять ля-минорный септаккорд, восторг трибун приобрёл