Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.). Максим Пулькин

[178].

      Обряд самосожжения соответствовал народным представлениям об огне, который наделялся особой очистительной силой и способностью переносить души умерших в загробный мир. Это представление превратилось у самосожигателей в идею о «втором неоскверняемом огненном крещении»[179]. На Руси огонь нередко символизировала свеча. Так, у славян издавна «существовал обычай давать в руки умирающему зажженную свечу, которая символизировала огонь», чтобы человек «с огнем шел “на тот свет”». Когда дыхание останавливалось, свечу задували, говоря: “Душа ушла!”»[180]. Свеча обычно присутствовала при молитве об усопших: «Только услышав, что кто-то умер, все спешили в дом, где лежал покойный, и каждый нес ему восковую свечу»[181]. Среди старообрядцев-самосожигателей эти обычаи трансформировались в зажигание свечей перед «огненной смертью»: «Чин же бе у них таков, – пишет старообрядец Евфросин, – егда уже загорелся огонь, тогда елико их есть, зажигоша всяк свою свечу»[182].

      Исходя из сказанного, становится вполне обоснованным предположение о том, что старообрядцы расценивали огонь самосожжений как особую, благодатную силу, которая не способна причинить вред. Единственное ее предназначение – перенести души праведников в загробный мир[183]. Так, во время первого самосожжения в Палеостровском монастыре, по утверждению Ивана Филиппова, пламень не тронул другие, стоящие рядом монастырские церкви, хозяйственные постройки и тех находящихся рядом людей, кто не имел прямого отношения к самосожжению: «иного здания в монастыре и людей никако же опали, ниже повреди»[184]. Эти суждения Ивана Филиппова тесно связаны с народными верованиями. По представлениям северных крестьян, огонь по своей природе не един, он делится на две категории. Одна разновидность огня не способна причинить вред, это священное, благословенное пламя, другая – напротив, отличается вредоносным воздействием, от нее случаются пожары[185]. Пламя самосожжений, по мнению старообрядцев, стало благословенным огнем. Этот сюжет отражен в старообрядческих духовных стихах, прямо призывающих к самосожжениям:

      Как возговорит Аллилуевой жене

      Христос, царь небесный:

      «Ой ты гой еси, Аллилуева жена милосерда,

      Ты скажи мою волю всем людям,

      Всем православным христианам,

      Чтобы ради меня они в огонь кидались,

      И кидали туда младенцев безгрешных,

      Пострадали бы все за имя Христа света,

      Не давались бы в прелесть хищного волка,

      Хищного волка, антихриста злого.

      Что антихрист на земле взял силу большую,

      Погубить во всем, светы, веру Христову,

      Поставить свою злую церковь[186].

      Являясь нарушением требований христианской морали, – запрета на самоубийство – самосожжение становилось возможным при чрезвычайных обстоятельствах. Таковыми старообрядцы

179

Шашков А.Т. Самосожжения как форма социального протеста крестьян-старообрядцев Урала и Сибири в конце XVII – начале XVIII в. // Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992. С. 296.

180

Миролюбов Ю. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов. М., 1995. С. 16.

181

Кремлева И.А. Похоронно-поминальные обряды у русских: связь живых и умерших // Православная жизнь русских крестьян XIX–XX вв.: Итоги этнографических исследований. М., 2001. С. 76.

182

Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. С. 74.

183

Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. С. 362.

184

История Выговской старообрядческой пустыни. Издана по рукописи Ивана Филиппова. С. 42.

185

Листова Т.А. Религиозно-общественная жизнь: представления и практика // Русский Север: этническая история и народная культура. XII-ХХ века. М., 2004. С. 711.

186

Сборник русских духовных стихов, составленный В. Варенцовым. СПб., 1860. С. 176.