Дикая дивизия. Дроздовцы в огне. Николай Брешко-Брешковский

голову, и по осанке, по голосу, по всему угадывается дворянин, помещик. Так и Тугарин. В нем, с одной стороны, что-то степное, господское, с другой, что-то кавалерийское – с такой внешностью нельзя не служить в коннице. И поэтому Тугарин запомнился Ларе, запомнился еще удалью и силой – так и веяло от него и тем, и другим от всей его фигуры, широкой в плечах и в груди.

      К Ларе подошел Чавчавадзе. Ему легко было подойти: перед ним, старшим полковником и командиром черкесов, все расступались, и никто враждебно и вызывающе не напружинивал своих локтей. Он только успел обратиться к Ларе с какой-то любезностью, как перед ним вырос адъютант Черкесского полка Верига-Даревский.

      – Начальник штаба дивизии просит ваше сиятельство к телефону.

      Телефонная проволока была вестницей чего-то такого, что сразу вдруг изменило общее настроение. Чавчавадзе вернулся другой, озабоченный. От его светскости не осталось и следа. Минуту назад женщина была здесь украшением, усладою, теперь она была только помехой.

      Чавчавадзе сказал Юрочке:

      – Федосеев, отведите мадам Алаеву в Тлусте-Място.

      А Ларе сказал:

      – Я очень сожалею, но мы должны прервать наше милое беззаботное веселье. От имени своего полка еще раз благодарю за подарки и счастливого пути!

      Этим «счастливого пути» он подчеркнул, что они более не увидятся и теперь ему уже не до гостей.

      Ларе было непонятно и ново: и этот холодок, и то, что все сразу стали строгими, деловыми, и что на нее никто уже не обращал внимания. Офицеры садились на лошадей, поданных вестовыми, и уезжали.

      Дорогой, сидя с Ларой в автомобиле, успевший отрезветь Юрочка объяснил:

      – Это, конечно, между нами, Лариса Павловна. Ночью мы перейдем в наступление и будем рвать фронт.

      – Юрочка… хоть бы издали, хоть бы одним глазком…

      – Что вы, что вы! – испугался Юрочка. – Ни под каким видом. Юзефович попросит вас сегодня же уехать!

      – Но куда же, куда же, Юрочка? – с отчаянием вырвалось у Лары. Она увидела себя такой бесприютной, такой беспомощной. Все было так интересно тут, так заманчиво и вдруг… Нет, нет, это ужасно! Возвращение в Петербург, теперь такой скучный, такой ужасный, постылый и ненужный!..

      – Я не хочу в Петербург! Не хочу!

      – Ну его совсем, этот гнилой Петербург! – согласился Юрочка. – Знаете, что я придумал? Ведь вы свободны как ветер? В Петербурге ни с чем не связаны?

      – Ничем решительно! – твердо ответила Лара, вспомнив вылощенного капитана.

      – И отлично! Поезжайте в Киев. Там бьется жизнь, там чувствуется на каждом шагу тыл. Центр киевской жизни – «Континенталь». Остановитесь в нем и вы увидите, как будет хорошо! Через несколько дней, когда мы закончим операцию, многие из наших туземцев бросятся в Киев отдохнуть, освежиться. Не выходя из «Континенталя», вы будете вновь в Дикой дивизии. Да и я прикачу, если останусь жив.

      – Глупости! Конечно, останетесь!

      – Не глупости, война!..