Кровавый рассвет. Натали Якобсон

беспокойство.

      Если б кто-то увидел ее в темноте, он бы не устоял. Подсознательно люди понимают, что перед ними опасность, но уже не могут отвести взгляд от губительной красоты волшебного существа. Первая жертва оказалась не за горами. Судя по рясе, это был кардинал, правда, сильно подвыпивший и почему-то оставшийся без спутников. Наверное, он тоже собирался сегодня на тайное собрание, но по дороге решил, что вино, куда важнее, и значительно опоздал.

      Что ж, он встретил искомое божество прямо на дороге и даже не понял, какая ему оказана честь. Он плелся, держась за стенку, но заметил вдруг Николетт, и почти пустая бутылка с грохотом выпала из его руки. Осколки дождем усыпали мостовую. Почему битое стекло в лунном свете так похоже на драгоценные камни? Лицо Николетт многократно дробилось в каждом осколке, будто освещая их изнутри.

      Неудивительно, что к стеклу тут же потянулись разные сомнительные ночные твари.

      Кардинал не смотрел на них, он смотрел на нее. Его кошелек был еще не совсем пуст, но поиски куртизанок сегодня не увенчались успехом, зато падший ангел стоял перед ним во всей своей красоте. Соблазнительное, бесчувственное лицо в ореоле золотых кудрей передернулось в легком пренебрежении.

      Несчастный пьяница смотрел на нее с таким вожделением, будто у него еще были силы влезть в петлю, если она не удовлетворит пожирающую его страсть. Что ж, если от неудовлетворенности, он захочет свести счеты с жизнью, она может ему в этом помочь. Николетт ощутила, как ногти на руке неожиданно удлиняются, превращаясь в золотые когти, будто она стала драконом.

      – Если ты знаешь, что дьявол перед тобой, то, что мешает тебе бежать? – она почти выдохнула ему в лицо струю огня, а не слова, но он даже не испугался. Ее красота мешала ему мыслить рационально, как, впрочем, и многим другим.

      – Золото! – он потряс висящий у пояса бархатный кошелек на тесемках, где призывно звенели монеты. – Изумруды, рубины, – кардинал попытался снять перстни со своих толстых пальцев, но был для этого слишком пьян. – Хоть мою сутану, все, что хочешь, за эту ночь.

      – Все, что захочу? – она с пренебрежением изогнула бровь. Он был даже ниже ее ростом. Но сколько в нем похоти. Это чувство в людях ее больше всего раздражало. Его невозможно было понять. Сама она никогда не ощущала ничего подобного. – А что, если я захочу твою душу? Разве ты не отдал ее уже своему богу?

      – О, красавица, – он потянулся к ее лицу пальцами. – Кто не забудет о боге при виде тебя?

      – Тот, кто верит в него, – лицо прекрасного юноши на собрании не выходило у нее из головы. Он был даже непреклоннее, чем она. Вот почему на миг она перепутала его со своими бывшими небесными собратьями. Его вера в бога была еще тверже, чем ее связь с дьяволом. Он был неприступным, как скала, опасным, как лезвие кинжала и в то же время абсолютно невинным. Эта невинность делала его каким-то особенным. При мысли о нем все вдруг стало пустым и противным.

      Николетт