Черновик. Михаил Нянковский

напряженная тишина, которую нарушил стук яблока, выпавшего из правой руки Полянского. Сергей почувствовал, что молчать дальше неловко; ему хотелось спросить, почему старик так странно отреагировал на это имя, но он никак не мог сформулировать вопрос.

      – А что, вы его теперь… тоже изучаете? – Полянский сам прервал затянувшуюся паузу.

      – Ну, так… мельком. А я вот хотел про него написать.

      – И кто ж тебе такую тему дал?

      – Я сам решил. Я еще не говорил ни с кем.

      – И не говори, – с неожиданной твердостью сказал Полянский.

      Сергей чуть было не спросил почему, но вдруг понял, что старик не ответит, и промолчал.

      – Давай-ка чаю попьем, – сказал Митрич и, перейдя на громкий шепот, позвал домработницу: – Клава, завари-ка нам чайку.

      Не прошло и минуты, как появилась Клава с серебряным подносом, на котором стояли знакомые еще по визитам с дедом старинные чашки, сахарница и корзиночка с неизменными Клавиными сухариками. Вскоре подоспел и самовар.

      – Хоть и электрический, но все-таки самовар, – сказал Митрич. – На даче надо пить чай из самовара.

      Он сам налил чай, ловко орудуя правой рукой (левая по-прежнему неподвижно лежала на колене).

      – А вот у нас с твоим дедом не то что самовара, и чайника-то не было. Был ковш. Да-да, какой-то медный ковш, в котором мы кипятили воду. И пили чай! Не помню, из чего этот чай был. Уж точно не из чая. Но назывался чаем. А пили мы его не с вареньем, не с печеньем, а так… со святым духом. Даже друзей «на ковш» приглашали. Знаешь, тогда бедности не стыдились. Стыдились что-нибудь из последнего не прочитать…

      – А вы… его читали? – спросил Сергей и вновь произнес фамилию Писателя, понимая, что надо вернуть старика к главной цели своего визита, хотя уже побаивался непредсказуемой реакции.

      – И он меня тоже, – спокойно ответил Митрич.

      – Он вас читал?! – изумился Сергей.

      – А что ж ему меня не читать-то? Я ведь, молодой человек, какой-никакой, а тоже писатель. – Сергей понял, что сморозил глупость, но он был совершенно сбит с толку тем, как быстро менялось настроение Полянского. А тот продолжал: – Один раз мы дядьку даже «на ковш» позвали.

      – Какого дядьку? – удивился Сергей.

      – Так вот твоего Писателя, про которого ты, дурья башка, писать собрался.

      – А почему он дядька?

      – А потому что мы с твоим дедом к нему в литературную студию ходили. Вот он с нами и нянчился, как Савельич с Петрушей Гриневым. За это мы его «дядькой» прозвали.

      – Так вы его ученик?!

      – Ну-ну-ну! – Митрич замахал здоровой рукой. – Таких учеников раньше в гимназии розгами секли. Вот дед твой – это другое дело. Он даже хотел к какому-то юбилею статью об учителе написать, так не дали. Тогда решил письмо коллективное отправить в ЦК или куда-то там еще от имени учеников… Подписи начал собирать… – Митрич размочил в чае Клавин сухарик и стал посасывать его беззубым ртом. – Вот он был настоящий ученик.

      – А у вас, – Сергей, собравшись с духом, решил перейти к главному, – книги его есть?

      – Книги? – Митрич