Не обещай ничего. Линвуд Баркли

после интервью с людьми, которые требовали устроить на загруженной улице пешеходный переход, пока кто-нибудь из их детей не попал под машину, когда в редакционную комнату вошла издатель Мадлин Плимптон.

      – У меня объявление, – заявила она, при этом слова застревали у нее в горле. – Завтра наше издание не выйдет.

      Это показалось странным, так как следующий день не был праздничным.

      – И послезавтра тоже, – продолжала Плимптон. – С чувством глубокой печали сообщаю, что «Стандард» закрывается.

      Она говорила что-то еще. О рентабельности и последствиях ее отсутствия. О сокращении объема рекламы, особенно тематической, о снижении доли на рынке бумажных изданий, о сужении читательского круга. О невозможности выработать жизнеспособную бизнес-модель.

      Наплела еще кучу всякого дерьма.

      Кое-кто из сотрудников расплакался. По щеке Плимптон тоже скатилась слеза, которая, придется принять на веру, была, возможно, искренней.

      Я не разревелся – слишком разозлился. Ушел из «Глоб», отказался от приличной, хорошо оплачиваемой работы, чтобы вернуться сюда. И вот тебе на! Проходя мимо оторопевшего главного редактора, того самого, кто принял меня в редакцию, бросил:

      – Хорошо быть в кругу посвященных.

      Оказавшись на тротуаре, я тут же достал мобильник и позвонил моему бывшему главному редактору в «Глоб».

      – Мое место еще не занято? Можно, я вернусь?

      – Мы решили его не занимать, Дэвид, – ответил тот. – Извини.

      Так я оказался жильцом у своих родителей.

      Ни жены.

      Ни работы. Ни перспектив.

      Неудачник.

      Семь часов – пора вставать, наскоро принять душ, разбудить Итана и подготовить к школе.

      Я открыл дверь в его комнату – раньше здесь занималась шитьем мама, но перед нашим приездом убрала свои вещи.

      – Эй, парень, пора вставать!

      Итан не пошевелился. Он весь закутался в одеяло, наружу торчали лишь спутанные на макушке светлые волосы.

      – Подъем! Ну-ка, живо!

      Сын пошевелился и сдвинул покрывало ровно настолько, чтобы взглянуть на меня.

      – Я плохо себя чувствую, – прошептал он. – Думаю, что не смогу пойти в школу.

      Я приблизился к кровати, наклонился и потрогал его лоб.

      – Не горячий.

      – Что-то с желудком.

      – Как третьего дня? – Итан кивнул. – Но тогда оказалось, что с тобой все в порядке, – напомнил я.

      – Сейчас, кажется, по-другому. – Он тихонько застонал.

      – Встань, оденься, тогда посмотрим, как ты будешь себя ощущать. – В последнюю пару недель это стало обычным делом: нездоровилось ему только по будням, а в выходные он свободно мог умять четыре хот-дога за десять минут и был энергичнее всех остальных в доме, вместе взятых. Итан просто не хотел идти в школу, и я до сих пор не сумел у него выведать почему.

      Мои родители свято верят: если задержаться в постели после пяти тридцати утра – значит