Легенда о героях Галактики. Спасти Императора. Космоопера нового тысячелетия. Мария Олеговна Буркова

плечами.

      – Проскочим, – жёстко ответил Оберштайн. – Даже не сомневайся. Вернёшься к Хильде крепким и сильным.

      – Ладно, давай сюда этого своего доктора, нечего зря время терять, – бесцветным голосом сказал Райнхард. – Только потом не оставляй меня надолго одного, пусть хотя бы собака вернётся.

      – Не волнуйся, я отлично знаю, что это такое, так что… ладно, всё, всё, я понял. Не хочешь ложиться, стало быть?

      – Да, это уже совсем грустно.

      – Тоже верно, – деловито заметил Оберштайн, ловко устраивая подопечного на подушках в положении полулёжа, – но пока поваляться придётся. Так удобнее?

      – Да, намного лучше, спасибо.

      – Действительно, лучше. Ну, я сейчас, стало быть…

      Райнхард слабо кивнул, сжимаясь внутри в комок – хотя появление врача, проверенного самим серым кардиналом Империи и должно было вселить надежду на самое лучшее, месяцы лихорадки и недавняя мучительная смерть, а потом нудная слабость и слепота сделали своё дело. Где-то внутри что-то сломалось и надрывно завывало: ничего уже не наладить, ничего… Оказывается, хотя злиться и огрызаться в ответ на атаки окружающего мира, пытавшегося его так или иначе уничтожить, он привык, именно с этой бедой такое оружие оказалось бесполезным. Оставалась, правда, маленькая, нетронутая ещё ничем крошащим в куски надежда – то тепло на шее, которое он ощутил, когда напивался в кабинете и услышал ободривший его девичий голос. Оно и сейчас было с ним, крохотный сгусток тишины и спокойствия где-то между яремной впадиной и грудиной. Не оттого ли и сон все эти дни и часы был таким же тихим и безболезненным, как запах белых лилий? Белые лилии, что это они взялись вспоминаться, может быть, просто где-то стоит букет или натянуло запах из открытого окна… Надо было их нарвать, отправляясь делать Хильде предложение, но так спешил тогда от страха, что всё испортил, что совершенно о них забыл. Интересно, откуда же они на меня свалились-то, тогда, в далёком детстве, а? Ладно, держись, Мюзель, ты справишься – так, кажется, тогда было сказано мне неизвестно кем. Стало быть, прорвёмся…

      Шаги. Двое, ясное дело. Оберштайна чувствую хорошо – даже и его шаги различаемы вполне. Второй… Он явно его старше, и намного, возможно, на те же пятнадцать лет, что и у нас разницы, а может, и больше. Чуть шаркает одной ногой, похоже, и, наверное, ниже меня ростом. Откуда эта уверенность, неизвестно, ну да и нечего гадать – раз есть, значит, так оно и есть, пусть будет. Человечек смотрит на меня с любопытством, с добродушным даже интересом – но пока и всё, что можно почувствовать от него. Так, ага, его настроение резко меняется, и почему же?

      – Вот так ничего себе знакомый полковник у Вас, фон Оберштайн, эхехе! – проскрипел надтреснутый голос, тронутый мощной хитрецой, но с сильным удивлением и волнением. – Не надо думать, что я настолько старый дурак, что не понимаю, кто это!

      – Вы, однако, имеете право не понимать, сударь, – своим обычным ничего не выражающим голосом