Долгий путь домой. Луиза Пенни

В первые несколько недель после переезда в Три Сосны они с Арманом садились на разные места за разными столиками. И каждое место, каждый столик действительно были разными. Не просто по своему местоположению в старом бистро, но и по стилю мебели. Вся мебель была старинная, вся выставлена на продажу, о чем сообщали прикрепленные к ней ценники. Что-то было изготовлено из старой квебекской сосны, что-то принадлежало к Эдвардианской эпохе – набивные кресла с высокими «ушастыми» спинками. Тут даже можно было увидеть набор современных изделий середины двадцатого века. Изящная и удобная мебель из тикового дерева. Все это собрал Оливье и скрепя сердце терпел его партнер Габри. Терпел, пока Оливье держал свои находки в бистро и не вмешивался в управление и обстановку их маленькой гостиницы.

      Оливье был стройным и аккуратным, сознательно одевался практично и удобно. Каждый предмет его гардероба должен был поддерживать его образ непринужденного, любезного и в меру благополучного хозяина. У Оливье все было в меру. Кроме Габри.

      Рейн-Мари казалось странным, что, невзирая на приверженность к строгому, элегантному стилю, Оливье превратил свое бистро в пестрый образчик эклектики. Однако его заведение вовсе не производило впечатления загроможденного и не вызывало приступа клаустрофобии. Вы приходили туда как в дом поездившей по свету эксцентричной тетушки. Или дядюшки. Человека, который знал условности, но сознательно их нарушал.

      В обоих концах длинного светлого зала располагались большие каменные камины. Поленья, уложенные в них, в теплую летнюю погоду ждали осеннего похолодания, а зимой потрескивали, и язычки пламени весело плясали, прогоняя темноту и трескучий мороз. Даже сегодня Рейн-Мари ощущала в воздухе слабый привкус дымка, витавшего здесь подобно то ли призраку, то ли ангелу-хранителю.

      Эркерные окна выходили на дома Трех Сосен, на сады с цветущими розами, лилейниками, клематисами и другими растениями, о которых Рейн-Мари только-только начинала узнавать. Дома стояли вокруг деревенского луга, в центре которого росли три сосны, возвышавшиеся над поселением. Три высоченных шпиля, давшие название деревне. Не какие-то обычные деревья – их посадили более двух столетий назад, чтобы люди, бежавшие от войны, сразу видели: здесь можно остановиться.

      Здесь безопасно. Здесь вы найдете убежище.

      Трудно было сказать, дома ли защищают деревья, или наоборот.

      Прихлебывая кофе с молоком, Рейн-Мари Гамаш наблюдала за Рут и Розой, которые о чем-то болтали на скамейке в тени трех сосен. Они говорили на одном языке – безумная старая поэтесса и гуляющая вперевалочку утка. И обе, похоже, знали одну-единственную фразу: «Фак, фак, фак».

      «Мы любим жизнь, – подумала Рейн-Мари, глядя на Рут и Розу, сидящих рядышком, – не потому, что мы привыкли жить, а потому, что привыкли любить».

      Ницше. Как бы посмеялся над ней Арман, если бы узнал, что она цитирует Ницше, пусть даже про себя!

      «Сколько раз ты поддразнивала меня, когда я цитировал кого-нибудь?» – рассмеялся бы он.

      «Ни разу, дорогой. Что там говорила Эмили Дикинсон о поддразнивании?»

      Он