Долгий путь домой. Луиза Пенни

изменилось после этого, да? – спросил он.

      Клара кивнула, тоже глядя на картину:

      – К лучшему и к худшему. Знаете, это ведь была идея Питера. Я не имею в виду тему. Просто Питер постоянно говорил, чтобы я перестала делать инсталляции и попробовала свои силы в картинах. Как он. И я попыталась.

      Они вчетвером смотрели на трех пожилых женщин на холсте.

      – Я решила их расписать, – сказала Клара.

      – Oui, – пробормотал Гамаш.

      Это было и так ясно.

      – Нет, – с улыбкой возразила Клара. – Поначалу я действительно хотела их покрасить. Нанести краску прямо на кожу. На голое тело. Беатрис стала бы зеленой. Сердечная чакра. Кей была бы голубой. Горловая чакра. Она много говорила.

      – Тараторила без умолку, – подтвердила Мирна.

      – А Эмили я покрасила бы в фиолетовый, – произнесла Клара. – Коронная чакра. Тождественность с божеством.

      У Бовуара вырвался тихий писк, словно он только что подключился к Интернету. Гамаш проигнорировал это, хотя и заметил, как Жан Ги закатил глаза.

      Клара посмотрела на Бовуара:

      – Я знаю. Это дурость. Однако они готовы были попробовать.

      – И вы их разукрасили? – спросил Бовуар.

      – Я бы разукрасила, но обнаружилось, что у меня маловато фиолетовой краски, а я не могла оставить Эмили недокрашенной. Я уже собиралась отослать их домой, но тут Эмили предложила написать групповой портрет. У меня ее идея не вызвала большого энтузиазма. Никогда не делала портреты.

      – Почему? – спросил Гамаш.

      Клара задумалась.

      – Наверное, потому, что это казалось старомодным. Неавангардным. Некреативным.

      – Значит, вы хотели расписать самих людей, а не холст? – уточнил Бовуар.

      – Именно. Креативно, правда?

      – Иначе и не скажешь, – согласился он, а потом пробормотал что-то похожее на «merde».

      Гамаш снова повернулся к картине. Он знал всех трех женщин, но то, как Клара их изобразила, всегда поражало его. Они были старыми. Усталыми. Изборожденными морщинами. В удобных, практичных одеждах. Если брать отдельные детали, то ничего примечательного в портрете не было.

      Но в целом? Что удалось передать Кларе? Это было умопомрачительно.

      Эмили, Беатрис и Кей держались друг за друга. Не хватались. Эти женщины не тонули. Они не цеплялись одна за другую.

      Все трое смеялись, искренне радуясь обществу друг друга.

      В своем первом портрете Клара сумела запечатлеть человеческую близость.

      – Значит, это была ошибка? – спросил Бовуар, показывая на полотно.

      – Ну, можно и так сказать, – ответила Клара.

      – А что сказал Питер, когда увидел вашу картину? – поинтересовался Гамаш.

      – Что она очень хороша, но мне нужно поработать над перспективой.

      Гамаш почувствовал вспышку ярости. Он столкнулся с разновидностью убийства. Питер Морроу пытался убить не свою жену, а ее творение. Он явно распознал работу гения и пытался ее уничтожить.

      – Думаете, он знал,