Время жизни. Роман Корнеев

«в связи с изменившимися обстоятельствами». Этими обстоятельствами, мне стало понятно, был Мартин. И, быть может, тот код-адрес, что я ему записал.

      Отрубился я крепко, и когда, проснувшись, взглянул на время, уже было позднее утро. Почти сутки сна. И как раз нужно было вставать ко второй смене социалки.

      Кое-как перекусив, я с удивлением ощупал себя, почти не замечая боли, которая меня мучала ещё вчера. Всё-таки тренировки Мартина не прошли даром. Пропускать занятия повода не было, так что я решил, что зря злить преподавателей не стоит. Попрощавшись с мамой, я выбежал из дома.

      Всё произошло в двух кварталах. Какой-то тип лет двадцати с чем-то задел меня плечом, так что я чуть не полетел на асфальт.

      – Пацан, гляди, куда прёшь!

      И смех, такой дебильный. Ненавижу.

      Обычно я не связывался с подобными, да и Мартин учил не показывать силу на людях. Но сейчас, после всего произошедшего за последние дни в меня словно бес вселился.

      Первым, коротким и жёстким ударом я разбил ему коленную чашечку. Когда этот кретин с глухим всхлипом начал заваливаться, я ещё успел ему врезать коленом. Уже лежащего я долго с упорно бил ногами – с остервенением, которого давно за собой не замечал. Кровь и слюни заливали асфальт, моя жертва конвульсивно дёргалась, я бил, не останавливаясь и особо не целясь.

      Когда раздался далёкий свисток полицейского, я тут же юркнул в ближайший подъезд.

      Что стало с тем типом, не знаю. Но больше в своей жизни я не срывался так никогда. Безумные глаза того, чья вина была не так велика, служили мне уроком. Наказание должно быть равнозначным содеянному.

      Уровень был техническим – кто в здравом уме будет соваться в эту мешанину коробов, силовых линий и импульсных антенн. Мир тут словно окончательно становился вертикальным – подымаясь на дыбы и теряя человекоподобность. Хищные гребни и жёсткие острия царапали глаз, стены давили, нависая; даже ему, почти не знавшему жизни за пределами мегаполиса, здесь было неуютно.

      Неба привычно не было – только серое марево да едва различимый отсюда мутный диск луны, из последних сил прорывающийся сквозь рваное покрывало смога. Под ногами тоже клубилась подсвеченная изнутри миллионами огней бесцветная бурая муть, растворённое море миллионов выдохов, пропущенное через экологические фильтры, но всё равно полное людских страданий и несбывшихся надежд. Мир без неба и земли, мир, состоящий из одних стен – подчас невидимых, и границ – подчас физически ощутимых.

      Над ним сияло царство Корпораций, секретных лабораторий, просторных офисов, сверхскоростных транспортных коридоров, видимой всем роскоши прикормленных башен Муниципалитета и реальной власти, которая была сокрыта за слепыми чёрными окнами.

      А внизу… внизу жило искажённое отражение этой власти, мир жилых корпусов и заводских цехов, на сотни метров уходящих в землю.

      Именно здесь, на грани света и тени, Улиссу становилось особенно не по себе.