Мои 100 избранных опусов. Михаил Гарцев

      «Я спешу по утрам к метро-по-литену…»

      Я спешу по утрам к метро-по-литену,

      забиваюсь с другими людьми в автобус.

      Ускоренье придаст нам крутящийся глобус.

      За окном замелькают дорожные сцены,

      я хочу осознать алгоритмы замены,

      торможу, скрежеща, ибо сам себе тормоз.

      Кадры жизни пойдут, как при съёмке рапидом,

      и предметы рассыплются вмиг на части.

      Вряд ли важно, какой они стали масти,

      вычленять не хочу я подвиды и виды…

      Только вижу арену кровавой корриды,

      где все судьбы в руках анонимной власти.

      Я спускаюсь в метро, подхожу к вагону.

      Вспышка бьёт по глазам отражением ада.

      И уже ничего, ничего нам не надо.

      Сверху смотрит на нас, сострадая, Мадонна:

      видя наши тела, слыша вскрики и стоны,

      в пропасть рушится с нами небосвода громада.

      Жизнь абсурд – по Камю нас учили и Сартру.

      Меня нет – я разъят на молекул цепочки,

      а в ответ разбежится по траурным строчкам

      весь мой мир: от цветущих фиалок Монмартра

      до заношенной шапки из убитой ондатры,

      продолжая свой бег в этом круге порочном,

      пищевые цепочки пополняя собою.

      Ну, а правда сатрапа и ложь правдолюбца

      проливными дождями нам на головы льются…

      Мы гордимся планетой своей голубою,

      и, бродя по трущобам звериной тропою,

      громко воем, завидев абрис лунного блюдца.

      «Куст одинокий…»

      Я твой пасынок, Родина, я твой пасынок.

      Я парнасцами твоими не обласканный.

      Куст одинокий,

      импульс новеллы печальной.

      Гнёт атмосферы,

      и… покатился по свету.

      Где же истоки,

      где же твой след изначальный?

      В пламени веры

      жажда ответа,

      которого нету.

      Кончилась качка,

      передохни, друг опальный.

      Стихли бои

      и не свистят больше пули.

      Что же ты плачешь

      пасынком родины дальней,

      корни твои

      сеткой венозной раздулись.

      Щедрую почву

      тело беззлобно отторгло,

      а в поднебесье

      птиц перелётная стая…

      В круге порочном

      ты наступаешь на горло

      собственной песне…

      …облако медленно тает.

      «Порою сумеречной, росной …»

      Порою сумеречной, росной —

      природой русской заарканен —

      я выхожу на берег плеса,

      посеребренного в тумане.

      Передо мной разверзлась вечность.

      Окутан дымкой серебристой,

      меня в лицо целует вечер,

      такой пронзительный и чистый.

      Здесь обозначена примета

      дробящих воздух междометий.

      На стыке музыки и света,

      на рубеже тысячелетий.

      У поэта вышла книга

      Июль, жара, средина лета…

      В аллеях парков городских

      бомжи