Рондо. Александр Липарев

вечер: кто, во что был одет, кто, что сказал. И случалось, что им чего-нибудь не нравилось. Минуту назад прощались – улыбались друг другу, а на самом деле, оказывается, уносили с собой недовольство и даже обиду. Митя догадывался, что они не хотели ругаться, как дома на кухне с соседями, и поэтому притворялись как будто всё хорошо и улыбались понарошку. Но всё-таки это не совсем понятно.

      Родственники приходили и к ним домой. Перед приёмом гостей родители тоже волновались, а в комнате появлялся запах пирогов. Бабушка разливала наливку по хрустальным графинам, а в заключение Мите опять повязывали на шею всё тот же ненавистный бант. Раздвинутый стол накрывался накрахмаленной белой скатертью, на нём выстраивалась череда тарелок, рюмок, и получалось точно так же, как у других. Сверкало стекло, розовели щёки бабушки. Праздник! Изо всех сил – праздник!

      Гости входили, снимали пальто и складывали их на, в любое другое время неприкосновенную, бабушкину кровать. Потом начиналось общение с Митей. Одни сюсюкали, другие разговаривали с ним неестественно серьёзно. Старые уже не помнили, как надо говорить с мальчиком – их дети давно выросли, а у молодых своих мальчиков ещё не было. Сколько людей приходило, столько раз Мите задавался один и тот же вопрос:

      – Кем ты станешь, когда вырастешь?

      Как будто им для чего-то надо было заранее подготовиться к будущей Митиной профессии… Сперва он отвечал, что придётся, чаще всего – «не знаю». Но однажды случайным ответом он попал в точку и всех развеселил. На какой-то афише он, грамотный ребёнок, прочитал название спектакля: «Красавец мужчина», и в очередной раз на знакомый вопрос у него неожиданно вылетело:

      – Буду красавцем мужчиной!

      Оказалось, что взрослым не так уж много и надо, чтобы расхохотаться до слёз. А раз всем понравилось, то с тех пор маленький угодник только так и отвечал. К шутке привыкли, но она не переставала вызывать смех.

      После выяснения его видов на будущее, Митю оставляли в покое. Взрослых отличал очень узкий кругозор. Вокруг столько интересного, а они не знают о чём с ним можно поговорить. Взять хотя бы то деревце, что растёт из стены церкви, или яркие деревянные игрушки на рынке. Да мало ли о чём можно побеседовать! Почему у милицейских лошадей гривы и хвосты подстрижены, а те, которые на телеге возят ящики, ходят лохматые? Разве это не интересно? Но взрослые, кроме одного единственного вопроса, ничего толкового больше вымолвить не могли.

      Столом командовала бабушка. Комната наполнялась голосами, смехом, комплиментами бабушкиной стряпне. Неожиданно разговор спотыкался, затормаживался. Мама вставала и быстро выглядывала в коридор. За столом все наклонялись вперёд, вытягивали шеи, сближаясь головами, и торопливо что-то тихо-тихо обсуждали. И тут же с фальшивой бодростью и непринуждённостью, чуть громче, чем следовало бы, продолжали прерванную перед этим речь. Холодок страха, пропорхнувший только что по комнате, Мите был знаком. Он появлялся, когда по радио звучали позывные, и важный