Ребенок Бриджит Джонс. Дневники. Хелен Филдинг

подстраиваться. Вот я и подстроилась. А Марк, который петь в принципе не умеет, Марк спел. Переделал текст «Моей смешной Валентины».

      Вот что вышло:

      Валентина моя, ты прекрасна, прекрасна!

      Я взглянул на тебя – и растаял, как масло.

      Пунктуальность – отнюдь не твоя черта;

      Ты подсчетом калорий всю жизнь занята!

      В голове твоей хаос, в квартире – бардак…

      Не меняйся! Беру тебя замуж и так!

      С сигаретным, руками развеянным дымом;

      С синим супом; с жирком – и реальным, и мнимым!

      Соглашайся, родная! Стань моей Валентиной!

      Не пытайся за Ибсена браться и Пруста!

      Без тебя в моем доме уныло и пусто!

      Так войди же скорей! Рассмеши, всполоши

      И заветное «Да» наконец-то скажи!

      В такт он не попадал, конечно; но Марк всегда такой чопорный, на все пуговицы застегнутый, а тут дал волю эмоциям – при всех поцеловал меня прямо в губы. Я в жизни не была счастливее.

      А вскоре все пошло кувырком.

      ВЫВОДЫ

      Если когда-нибудь у меня снова начнет налаживаться, я близко не подойду к:

      1. Установке для караоке;

      2. Дэниелу Кливеру (это мой бывший, соперник Марка. В Кембридже они дружили, а потом Марк застал Дэниела у себя в кухне, занимающимся сексом с его первой женой).

      Итак, неуклюже слезая со стола, на котором я сбацала под караоке «Всегда буду любить тебя», я поймала на себе затравленный, трагический взгляд Дэниела Кливера.

      Дэниел – манипулятор, не знающий удержу в сексе; он – изменщик и лжец, и порой бывает очень злым, и понятно, что Марк его ненавидит за прошлое; но все-таки есть в нем нечто невыразимо привлекательное.

      – Джонс, – заговорил Дэниел. – Спаси меня, Джонс. Меня терзает запоздалое раскаяние. Ты – единственная женщина, которая могла наставить меня на путь – и вот ты выходишь за другого. Я в смятении, Джонс; разум не повинуется мне. Снизойди до несчастного, утешь его парой добрых слов.

      – Конешшшно, Дэнс, конешшшно, – произнесла я заплетающимся языком. – Пусссть всссе нынччче будут так жжже счччастливы, как я…

      Да, пожалуй, я была малость пьяна. Самую чуточку. Это я теперь понимаю, по прошествии пяти лет. А тогда Дэниел подхватил меня под локоть и куда-то повлек.

      – Мне плохо, Джонс. Я раздавлен. Убит. Уничтожен.

      – Ну чччто ты… Поссссслушшшшшай. Я дейсссс… дейсссс… я правда счччитаю, что твое счччассстье…

      – Сюда, Джонс, прошу тебя. Нам нужно поговорить наедине…

      Так мы оказались в непонятной комнате.

      – Отныне моя жизнь разбита. Все кончено. Никаких надежд не осталось. Так-то, Джонс.

      – Нет! Нет, Дэниел! Ты ещ-ще будешь счасстлив. Я точно знаю…

      – От тебя я жду поддержки, Джонс. Ибо мне страшно. Страшно, что уже никогда…

      – Ссслушай. Сссчастье – это… это счччастье, потому что…

      Тут я потеряла равновесие, и мы грохнулись на пол.

      – Джонс, –