Исповедь отшельника. Ольга Володарская

фастфуд.

      И Мира знала это. Вася при ней пару раз принимал какие-то пилюли, она насторожилась, не наркотики ли. Оказалось, лекарство для язвенников.

      – Можешь спокойно кушать, – смягчилась она. – Два часа у тебя есть.

      – Отлично, спасибо.

      – Возможно, больше ты мне сегодня вообще не понадобишься. Но пока точно сказать не могу – позвоню.

      – А у вас есть мой номер?

      – Естественно.

      – Мира Васильевна, вы свой телефон в окно выкинули десять минут назад.

      – А ведь и правда! Вот дура! – ругнула себя Мира. – Тогда так, Вася, сгоняй мне за новым аппаратом, привези, а потом езжай на все четыре стороны.

      – Какой вам купить?

      – Такой, что был.

      – Но сейчас уже новая модель вышла.

      – Плевать. Я привыкла к старой. Еще сим-карту купи. И внеси в справочник свой номер и те, что знаешь: моего секретаря, домработницы и так далее. – Она достала из сумочки кошелек. – Вот тебе кредитка. Сними с нее себе пару тысяч на ужин. Чеки принесешь.

      На этом их разговор закончился, поскольку машина уже стояла на парковке перед зданием реабилитационного центра.

      Вася покинул салон, обошел авто и открыл пассажирскую дверь. Мира выбралась. Именно так, а не иначе. У нее болели ноги от высоких каблуков (не девочка уже – шишки, варикоз, отеки к вечеру), поэтому грациозно выпорхнуть из салона не вышло. А ведь могла когда-то! И не так давно… Всего каких-то пару-тройку лет назад.

      «Сдаю, – вынуждена была признать Мира. – Не по дням, а по часам ветшаю… Хотя и не старуха еще. Женщина средних лет всего лишь. А все нервы проклятые. От них все беды…»

      Мира, чуть прихрамывая, прошла к дверям центра. Она покупала дорогую обувь. Такую, что обязана быть удобной и даже не чувствоваться на ноге. Но сейчас госпожа Салихова ее чувствовала! Обувь мешала. Хотелось скинуть туфли, пошевелить пальцами, а затем пошлепать босиком. Беда была в том, что тридцать девятый размер, что она носила всю жизнь, стал ей чуть маловат. Когда Мира мерила обувь в магазине, все было прекрасно. И по утрам любые туфли на нее легко налезали. Но за день ноги опухали, наливались усталостью, и к вечеру привычный тридцать девятый жал. Мира столько раз порывалась купить сороковой, но… Останавливала себя. С размером почти так же, как с возрастом. Тридцать девять – это не сорок. Тебе еще идет четвертый десяток, а не пятый начал отсчет. Потому Мира, знакомясь с мужчинами где-нибудь за границей, представлялась тридцатидевятилетней, а когда ей исполнится пятьдесят, будет говорить, что ей сорок два.

* * *

      О своем визите в реабилитационный центр госпожа Салихова не предупреждала. Решила нагрянуть. Так сказать, свалиться как снег на голову.

      Дойдя до двери, она толкнула ее, но войти не смогла. Дверь оказалась заперта. Мира глянула на часы. Рано закрылись. Раньше до девяти свободно можно было входить (в фойе, естественно, дежурила охрана), а сейчас только начало восьмого. Госпожа Салихова собралась надавить на звонок, как дверь распахнулась.

      – Мира Васильевна,