Российский колокол №7-8 2016. Коллектив авторов

куда мне деться, ну иди, иди куда шёл, дворник говорит, как тот, что открыл мне вместо Тамары, тоже с акцентом, узбек? таджик? ну что там перемывать, погода как погода, только солнца давно не было, а туман такой редкий в Москве – три дня уже висит над городом.

      Шаги к двери на улицу, свист кодового замка, вышел, дверь медленно поехала обратно и масляно клацнула: чмок, закрылась, как я выйду? Боже, я совсем сошла с ума! Нажму на кнопку и выйду, ко мне подходит дворник, провалиться мне на этом самом месте! Он смотрит на меня молча. Я, наконец, нащупала кошелёк, тяну его, достала, смотрю в него. Один кармашек, пусто, вторая складка – пусто, Он ждёт. Я дрожащими руками дергаю за язык молнии – последняя надежда – открываю – пусто, не верю своим глазам, пусто, ах, да, я же последнюю пятисотку отдала вчера слесарю за ложный вызов, только чтобы он не вызвал полицию.

Таджик-узбек

      Таджик-узбек смотрит внимательно мне в кошелёк. Переводит глаза на моё лицо, глаза как чёрный виноград, густые тёмные ресницы, зачем мужчинам такие ресницы, мне бы такие, я горю изнутри от стыда, как спичка, он ждёт, я говорю:

      – Возьмите кошелёк – кожа, фирменный, подарите своей жене.

      Он не протягивает рук, я кладу кошелёк на заляпанный жирный стул и наклоняюсь, берусь за мокрую дужку ведра, на поверхности нетканые салфетки жёлтые, жидкость медленно колыхается, неполное ведро, на четверть заполнено, теперь, элегантно покачивая ведром, мне следует пройти мимо узбека-таджика и на улицу, а там – за мой бывший дом, в котором прошло моё детство, где умерли родители, один за другим, сначала мама, потом папа, единственное место, где я могу почувствовать себя ребёнком, и куда я стараюсь не приходить, потому что слишком это больно, слишком много воспоминаний.

      За домом гаражи, там кусты, там раньше была помойка, если её не перенесли, я поставлю несчастное ведро в бак, зелёный кубический спасительный бак, а таджик-узбек найдёт себе новое ведро, не так ли милейший. Узбек-таджик смотрит на меня с улыбкой. Не трогается с места и не даёт мне пройти, я обхожу его, иду к двери, хоть бы никто не встретился мне, боже, боже, пожалей меня, не оглядывайся, иди дальше, проходи, пять шагов, три ступеньки вниз, в тамбур подъезда, двери без замка, вторые двери, нажать надо левой, а кнопка справа, ничего, ничего, узбек-таджик прожигает взглядом мою спину, первая ступенька, вторая, блядь, я падаю, ведро, гремя, катится по дуге, опрокидывается и расплёскивает мне под ноги мои экскременты, и я с размаху падаю в растёкшиеся мочу с мягкими горками кала и промокшими жёлтыми салфетками. Сижу. Пальто быстро промокает, опираюсь руками на мокрый пол. Скользко. Сумка моя тоже в луже. Встаю на колени, сзади я вся мокрая от талии до щиколоток, теперь уже и спереди: от колен и ниже. Выпрямляюсь. Жидкость течёт по ногам, вонь такая, что мои глаза плачут. Я вся истекаю ужасом: денег нет, квартира не моя, даже помыться и постираться мне негде, на улице странная туманная, сырая, полутёмная весна. Сзади смеётся узбек-таджик. Хохочет, аж хрюкает, я бы тоже посмеялась, если бы он так упал.