Stewardess. Chronicles of the catastrophe. Ruslan Ushakov

она смотрит на меня с недоверием.

      Я пытаюсь успокоиться. Дышу глубоко, как учили, но с первым же вдохом я понимаю, насколько воздух в музеях всегда спёрт. Не задумывались о том, что воздух в самолетах и музеях это всегда не то, что вы вдыхаете снаружи? Среда поддерживается искусственно. Особая температура, особый состав, особые экспонаты.

      Я стараюсь удержать свои зрачки от бестолкового метанья по залу в поисках того, что мне нужно. Я столько тренировалась, что могла бы найти тот плафон, под которым она ждет меня, с закрытыми глазами. Но сердце уже бьётся чаще. Особенно, когда чувствую презрительный взгляд смотрительницы.

      Боже, чего я боюсь? Как будто она умеет смотреть иначе?

      Когда придёте в музей в следующий раз не обижайтесь на бабушек смотрительниц, что смотрят на вас надменно и с отвращением, словно один ваш вид вызывает у них артрит копчика. Как ещё должна смотреть на тела, буйствующие молодостью, маринованная по собственной воле мумия?

      Она ждала меня? В окружении шаркающих посетителей, она лежит, освещенная желтым светом проектора. Знаете, помидоры в супермаркете начинают лучше продаваться, когда они лежат под красноватой лампой. Она хорошо выглядит здесь. Золотая на черном. Она закреплена на черном манекене. Пять тысяч лет красоты. Красота в чистом виде.

      Я вспоминаю, как Она говорила мне: «Диадема из Трои». Я хорошо помню тот инструктаж. Я отправилась на это сафари как всегда хорошо подготовленной. «…Это Москва – Улыбайся заискивающе всем, кто имеет власть, но не представляет реальной опасности. Будь по-настоящему мила только с теми, кто действительно чего-то стоит…»

      Дрожащими руками я снимаю плафон среди белого дня. Старушка смотрит на меня, покачиваясь на скрипучем стульчике. Я оставляю на плафоне отпечатки. Я подставляю нас обеих. Старушка пугливо озирается. Я касаюсь диадемы руками. Нежно снимаю её с крючков. Это словно пластическая операция, когда ваш пациент – пятитысячилетнее лицо, сотканное из сотни маленьких золотых пластиночек. Тонкое. Хрупкое. Я уже представляла себя в ней.

      У каждого из нас есть фетиш.

      Клеопатра.

      Однажды я стану такой: гордой, красивой брюнеткой с сияющими прямыми волосами.

      Но сейчас я думаю только о том, чтобы поскорее лечь спать. Оказаться в своем парящем в небесах замке. И как выбраться отсюда.

      Она встает.

      Пока я укладываю диадему в полиэтиленовый пакет. Нежно, как льдинку. Я закрываю застежку пластикового пакета. Они ходят вокруг и ничего не замечают. Ни золотой диадемы, которую носила царица Трои. Ни того, что самозванка среди белого дня забирает её. В центре города. Они слепцы. Просто открывает пластиковый пакет и кладет её внутрь. Звук зип-застёшки разрезает пустое пространство зала. Все смотрят по сторонам, – никто ничего не видит.

      Но я чувствую кожей, как она встаёт со своего сухого стула.

      Как она недоверчиво приближается.

      Как она неотвратимо подползает сзади.