Куколка. Джон Фаулз

востоке. Закрыв ставень, молодой человек поворачивается к актеру:

      – Завтра поедем той же дорогой. Через час расстанемся.

      Понурившись, вскидывает бровь и нехотя кивает, точно шахматист, вынужденный признать мастерство соперника.

      – Позвольте хотя бы надеяться на встречу с вами в более благоприятных обстоятельствах.

      – Если будет угодно судьбе.

      Актер одаривает компаньона пристальным взглядом:

      – Полноте, сэр. Все ладно… Давеча не вы ль потешались над суеверием? А теперь словно боитесь озлить фортуну.

      – Игра с ней не суеверие, Лейси.

      – Пожалуй, ежели только раз метнуть кости. Но у вас-то в запасе еще бросок.

      – Дважды Рубикон не переходят.

      – Однако юная леди…

      – Теперь… иль никогда.

      Лейси помолчал.

      – При всем почтенье, любезный сэр, вы слишком трагично смотрите на вещи. Вы ж не Ромео, приговоренный к колесованию судьбой. Шекспир горазд на этакие выдумки, ему лишь бы поэффектней. – Не дождавшись ответа, актер продолжает: – Ладно, пусть ваша затея снова не удастся. Пробуйте еще раз, как надлежит истинному влюбленному. Не зря ж говорят: попытка не пытка.

      Молодой джентльмен садится в кресло и долго смотрит на огонь.

      – Что, ежели в этой пьесе нет ни Ромео, ни Джульетты? И финал ее скрыт в кромешной тьме? – Он поднимает голову, взгляд его тверд и прям. – Что тогда, Лейси?

      – Бог с ними, с пьесами, сэр. Когда вы так говорите, я сам будто в кромешной тьме.

      Вновь повисает молчание.

      – Позволь предложить тебе чудную задачку, – наконец говорит молодой джентльмен. – Давеча ты сказал – мол, желательно знать, что будет дальше. Вообрази: к тебе, именно к тебе, явился человек, кто уверяет, будто проник в тайны будущего – не загробного, а нашего земного мира. Ему удалось тебя убедить, что он не балаганный шарлатан, но ученый, посредством математики, астрологии и всяческих тайных знаний сделавший подлинное открытие. Далее он рассказывает об том, что произойдет завтра, в нынешнем месяце, на будущий год, через сто и тысячу лет. Выкладывает всю историю. Как ты поступишь: станешь бегать по улицам, всех оповещая, иль затаишься?

      – Сперва выясню, не рехнулся ль я.

      – Твои сомненья развеяны неопровержимым доказательством.

      – Тогда упрежу своих близких. Чтоб избегли возможных бед.

      – Чудесно. Но представь, что пророк сулит сплошь пожары и чуму, смуты, бесконечные несчастья. Как тогда? Поступишь так же?

      – Что-то я в толк не возьму, сэр. Откуда ему знать?

      – Не фордыбачь. Мы всего лишь фантазируем. Допустим, он сумел тебя убедить.

      – Шибко мудрёно для меня, мистер Бартоломью. Ежели судьба, чтоб завтра мой дом спалила молния, тут уж никуда не денешься. Но коли суждено загодя об том узнать, вполне могу переждать в сторонке.

      – А ежели молния поразит, где бы ты ни был? Хоть беги, хоть сиди дома? Кроме того, предсказатель может и не знать, как именно ты умрешь иль когда на человечество обрушится та или иная напасть. Он просто знает, что рано иль поздно многие от нее