Куколка. Джон Фаулз

умный с полуслова поймет.

      Разговор перешел на другие темы, но минут через десять вернулся глухонемой, и кухню точно обдало холодным сквозняком. Ни на кого не глядя, Дик сел на свое место. Все украдкой на него посматривали, будто выискивая яркие знаки его греховности. Но он вперил голубые глаза в стол, равнодушно ожидая новых унижений.

      – Что, душу вытянул?

      – Его паству, жилье, церковный совет и донаторов я проклял скопом и раздельно. Вас пригласили завтра отобедать, дабы угостить сим словоблудьем. От вашего имени я дерзнул отказаться.

      – И никаких расспросов?

      – В пределах учтивости. Лишь один объект вызывает глубинный интерес сего господина. Чужие заботы вне его границ.

      – Ты растратил талант перед несведущей публикой. Сожалею.

      Тяжелый взгляд актера, будто вросшего в пол возле камина, говорил, что шутливый тон мистера Бартоломью его не обманет.

      – Полно, дорогой Лейси. Слово мое твердо: зла не помышляю и не творю. Никто не обвинит тебя в соучастье.

      – Однако ж намеренья ваши не те, об коих я был уведомлен, верно? Нет, дозвольте сказать! Вопреки всем недомолвкам, я не сомневаюсь в вашем расположенье ко мне, но опасаюсь, что вы не столь благожелательны к себе.

      – Считаем ли мы, что поэт лжет, когда говорит об встрече с музами?

      – Так ведь понятно, что скрыто за сей словесной фигурой.

      – Но лжет ли он?

      – Нет.

      – Ну, тогда и я тебе не солгал. Я жажду встречи с тем, кого почитал бы как невесту иль Музу, будь я поэт, и перед кем я слуга не выше Дика, нет, еще ничтожнее, с тем, кого доселе не давал увидеть ревнивый опекун. Возможно, я был неискренен в букве, но не в духе.

      Актер бросил взгляд на бумаги.

      – Вынужден спросить: почему свиданье с ученым незнакомцем окружено такой секретностью и назначено в глуши, коль ваша цель вполне благочестива?

      Не скрывая сардонической усмешки, мистер Бартоломью откинулся в кресле:

      – А ну как я из числа северных мятежников, да? Этакий Болингброк. Вон и бумаги исполнены тайнописью либо все по-французски да по-испански. Поди, я в заговоре с лазутчиком Якова Стюарта.

      На миг актер смешался, словно его тайные мысли были угаданы.

      – Аж кровь стынет, сэр.

      – Взгляни, тут и впрямь какая-то шифра.

      Актер взял листок, но тотчас поднял взгляд:

      – Ничего не разберешь.

      – Не колдовская ль тут магия? Что, если я забрался в трущобу, дабы свидеться с выкормышем Аэндорской волшебницы? Видно, хочу обменять свою бессмертную душу на тайны загробного мира. Так сгодится?

      Лейси вернул бумагу:

      – Вам бы все шутки шутить, да только сейчас не время.

      – Так перестанем молоть вздор. Я не причиню зла ни королю, ни державе, ни единому ее подданному. Ни тело, ни душа мои не пострадают. Разве что рассудок, но тут уж каждый сам волен. Возможно, я гонюсь за глупой несбыточной мечтой. Тот, с кем я ищу встречи… – Мистер Бартоломью осекся и бросил бумаги на столик. – Не важно.

      – Сей человек