Лабиринт. Сюрреалистичная повесть. Евгений Горский

к машине, он начал варить кофе.

      – Жизнь даёт каждому то, в чём он нуждается.

      Подобное утверждение вызвало у меня сомнение.

      – А если это человеку не нужно?

      – Разум не в состоянии охватить весь замысел жизни, – вздохнул мужчина. Это типичные игры ума, такова его природа. Развитие разума не предполагает завершённости. Даже, если дать вам всё, что хотите, создать идеальные условия, через некоторое время вы почувствуете недостаточность. Неудовлетворённый ум снова заставит вас страдать.

      – Мы можем контролировать его.

      Юллий Цезарович задумчиво посмотрел на рюмку с коньяком.

      – Статус хозяина и вынуждает страдать, подтверждая, тем самым, право собственности на мысли.

      – Но почему я должен испытывать эти чувства?

      – Разумно, – сказал мужчина. – Действительно, зачем нам этот геморрой…

      – Значит, надо оставить разум в покое, – развёл я руками. – Ведь попытки контроля заставят меня страдать.

      – Да, но, тогда, он сам будет пытаться вас контролировать, – усмехнулся Юллий Цезарович. – Мы похожи на кукол, которых дёргают за нитки…

      Монотонный голос звучал всё тише, и, внезапно, я почувствовал странную прохладу. Окружающая реальность начала превращаться в потёки разноцветных красок на стекле. Резко потемнело. Я испуганно схватился за голову, судорожно ощупывая себя, пока глаза привыкали к проступающим в сумраке стенам незнакомого помещения. Появился запах сырости и затхлости, медленно капала вода, под ногами мягко пружинил ковёр зелёного мха…

      – Кхе-кхе, – раздалось глухое покашливание, и в углу я с трудом разглядел измождённого старика, черты лица, которого отдалённо напоминали Юллия Цезаровича.

      Седые волосы спутанными прядями падали на худые плечи. Дряблая кожа с сероватым оттенком была в глубоких морщинах.

      – Доброе утро, – услышал я булькающий смех, прерываемый частым кашлем.

      Мои руки были в синих венах, покрывающих предплечья тугими узлами. Скрюченные ревматизмом пальцы плохо сгибались, а пергаментная кожа, казалось, скоро лопнет на выступающих костях. Длинные ногти напоминали конечности неведомого животного. Седые волосы доставали почти до пояса, а сквозь истлевшую одежду просвечивало худое и грязное тело.

      Я попробовал встать, однако, ноги были, как ватные.

      – Кхе-кхе, – снова забулькал старик. – Что снилось на этот раз?

      – Где мы? Ничего не понимаю.

      – Каждое утро, проснувшись, ты говоришь так, – засмеялся старик. – Пробуждение всегда слишком сурово, кхе-кхе.

      – Как мы здесь оказались?

      – Кхе-кхе, – старик поднёс трясущуюся руку к глазам. – Помню только камень и мох под ногами…

      Я растерянно озирался вокруг. Неужели всё было лишь сном, а реальностью являются сырые стены, невидимые края которых терялись в плотном тумане над головой? Я сделал несколько шагов на плохо слушающихся ногах. Сильная слабость и дрожь в коленках тянули к земле,