Стриптиз на 115-й дороге (сборник). Вадим Месяц

Энди ответил, что у него тоже есть причины не любить этот город, после чего стал звонить своему брату Тони.

      – Тони, – сказал он. – Извини, что так поздно. Мой русский друг предоставил мне возможность позвонить тебе этой ночью… Как дела?

      Не знаю, что ответил брат-близнец, но Энди вернулся к окошку буквально через минуту очень подавленным.

      – Ну, и что тебе сказал твой Тони? Пожелал спокойной ночи?

      Энди улегся на полу и стал молчать. Ричмонд. Место многих людских катастроф. Минуты через три он, словно вспомнив мой вопрос, ответил:

      – Уже поздно. И мой брат хочет спать.

      Потом Энди долго над чем-то хихикал и иронически повторял: «Мой брат-близнец».

      Вдоволь повеселившись, он сказал:

      – Знаешь, вся моя жизнь – это «Вишневый сад». Ты читал такую драму у русского писателя Чехова? «Вишневый сад»! «Вишневый сад»! – страстно повторял Энди.

      В промежутке между сантиментами он пытался схватить за ногу мою приемную дочь, которая из любопытства выбралась в комнату. Она послушала излияния Энди и вскоре закрылась на замок в спальне.

      Энди продолжал рассказ о своей жизни, карябая огромной рукой надувной глобус.

      Со злости я вдруг заявил:

      – Как я могу всерьез относиться к твоей истории, когда сейчас вся моя страна как этот твой «Вишневый сад»? Из-за этих пьес мы вляпались в совершенно безнадежную историю. Хрен теперь что изменишь…

      – Да, наверное, найдется несколько чуваков, способных купить с молотка твое государство, – отвечал Энди. – Да, наверное, тебе даже хуже, чем мне…

      Мы лежали с ним на полу и лили слезы на наш русский земной шар: на Польшу, Украину, Прибалтику, Финляндию и даже на Аляску, и Энди говорил:

      – Я поеду в Калифорнию, к русским, и найду там свой «Вишневый сад»…

      – Обязательно найдешь, приятель.

      Энди посмотрел на меня и вдруг засмеялся. Глядя на него, я тоже засмеялся. Он хохотал всем телом, время от времени утирая мокрые губы.

      – Ты ничего в этом не понимаешь, – говорил Энди.

      Я соглашался. Мы лежали на полу и смеялись.

      – Хорошая мебель, – сказал Энди, пощупав ножку дубового стола.

      – Пятнадцать баксов, – ответил я.

      – Не все, что дешево, – барахло, – заметил Энди, посерьезнев. – Давай выпьем за это.

      Энди приходил для того, чтобы украсть ключи от машины. И поехать к Сильвии. Сделать это было легко – моя связка валялась в комнате на гладильной доске. Зачем было разводить канитель с Чеховым, непонятно. Вычислить машину на стоянке по номеру квартиры тоже было легко. Я не мог сказать, что у нас после долгой дороги оборван ремень гидроусилителя поворота и управлять машиной очень трудно. Особенно ночью. Особенно с пьяных глаз. Он понял это сразу же, как сел за руль, но решил, должно быть, что ему повезет в эти последние минуты зловещей пятницы.

      Разбился Энди уже в субботу. Мне казалось, что погиб мой старый друг. Я не смог пойти на похороны, потому что уехал. Позвонил