Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей. Сборник

обструганные. Пахло сосновой смолой. На окнах висели чистенькие кисейные занавески; по стенам стояли простенькие стульца. Стоял тут еще старый комод с медными украшениями да стеклянный шкафчик с блестевшей в нем вычурной фарфоровой посудой.

      Тихо и осторожно отворила Евфросинья дверь из светелки в опочивальню. Она была слабо освещена. В углу комнаты горела лампада перед иконой в серебряной ризе. На цыпочках, крадучись, вошли в спальню Сухоруков и Никитка.

      Там, в глубине, на широкой кровати, лежала Машура, освещенная мерцающим светом лампады. Одеяло упало на пол. Она лежала ничем не покрытая. Густая черная коса ее разметалась по подушке, оттеняя белизну лица. Дыхание было тревожное; она тихо стонала.

      – Ох, хороша! – прошептал Никитка. – Надо беспременно вылечить.

      Сухоруков молчал и ждал, что будет дальше. Никитка подошел ближе к кровати.

      – Молю Богу моему, – заговорил он негромко, – да снизойдет здесь благодать… Бог сделает то, что Никитка хочет…

      Машура застонала еще сильнее. Сдавленный крик хотел вырваться из ее груди.

      Тогда Никитка распростер над Машурой свою правую руку. Точно он хотел через пальцы этой руки перелить свою волю в Машуру. Он тихо продолжал что-то шептать.

      Так прошло несколько секунд.

      Вдруг Никитка решительно и смело положил широкую темную ладонь на грудь Машуры.

      Машура открыла глаза. Лицо ее покрылось ужасом.

      – Спи, милая, – твердо сказал Никитка. Он не отрывал от нее своей руки и своих глаз. – Спи, приказываю тебе, – повелительно продолжал странник.

      Машура закрыла глаза. Лицо начинало принимать спокойное выражение; стонов не было.

      – Ну вот, и уснула, и стала тиха, – сказал Никитка Сухорукову, отнимая свою руку от больной и отступая от кровати. – Вот и благодать подействовала, и не стонет… И сама, гляди, как ангел, лежит, вся белая, только крыльев у нее нетути…

      Сухоруков был поражен мощью Никитки. Он начинал в него верить.

      – А эна что?! Смотри, видишь! – прервал вдруг молчание Никитка, указывая на изразцовую печь, расположенную в другом углу комнаты, освещаемую вспыхивающей лампадой, – видишь, он лезет… Видишь, – сказал вдруг, обернувшись резко к кровати Никитка, – перепрыгнул прямо к ней… На шею сел… Ах, ты, поганец! Сгинь, сгинь, – приказывал Никитка. – Ага, наша берет! – радостно забормотал странник, – сваливается… И видишь, видишь? – метнул Никитка глазами к печке, – упрыгнул… В пол уходит, а хвост у него длинный-предлинный, – говорил странник, указывая на щель в полу. – И хвост ушел… Неважный совсем черт… Боится моей силы, – успокоенно объявил Никитка, – бывают много хуже…

      Сухорукова охватило неприятное чувство. Мерцающая лампада давала странные очертания некоторым предметам комнаты.

      – Пойдем, – сказал он Никитке, – ведь заснула?

      – Нет, миленький, надо кончить. Надо молитву сотворить.

      Никитка стал в молитвенную позу; он начал свои торжественные поклоны перед