Белый хрен в конопляном поле. Михаил Успенский

побойчей даже устраивали поединки на градусниках. Некоторые так в этом деле натаскались, что записывались в дружину, дабы прибавить к скудному оброку княжеское жалованье.

      Вот такой порядок был установлен в Посконии, а менять порядки никто не любит: вдруг станет еще хуже? Да ведь боляр с хворянами и настоящие болезни с хворобами не обходили, и на погост их носили, как всяких прочих.

      К тому времени, как появиться бонжурским гостям на посконской земле, всем уже все стало ясно: боляре и хворяне делали вид, что страдают за народ, а народ делал вид, что верит в это.

      Таков был неписаный общественный договор.

      На счастье Посконии, в течение долгих лет никто не посягал на беспредельные ее пределы: степные орды откочевали пытать счастья в Чайной Стране и, как водится, застряли там надолго, перенимая нравы и обычаи побежденных, а державы Заката терзали друг дружку в малых и больших войнах.

      В сборниках самых старинных карт, чертежей земных сразу за Уклониной помещалось пустое место – никаких тебе гор и лесов, рек и озер. Вместо них обычно красовалась надпись:

ЗДЕСЬ МОГУТ ВОДИТЬСЯ ЛЮДИ.А МОГУТ И НЕ ВОДИТЬСЯ.

      … – Да-а, – сказал горбун, выслушав рассказ сына шорника. – Чудна и удивительна посконская держава! Я, например, другой такой страны не знаю. А ты, Стремглав Обухсон, любишь ли свою землю?

      – Люблю: иной-то ведь не видал! – признался Стремглав и потупился.

      Но чем дальше они ехали, тем более мучили его стыд и обида за все, что попадалось на пути: за плохие дороги, за покосившиеся избы, за скудную пищу, за жадных и трусливых боляр, за коварных хворян, за продажных дружинников и дозорных, за похабные песни, за пьяные речи. Как назло, ничего хорошего по дороге не встречалось, словно попряталось оно, это хорошее, в болота зыбучие от греха подальше… А ведь, кажется, было же, было!

      «Почему я стыжусь-то? – думал сын шорника. – Ведь я здесь ни за что не отвечаю!»

      А на последнем в Посконии ночлеге окрестные мужики проводили их печальной песней:

      Меж снегов и болот затерялася

      Непутевая наша страна.

      А вчера еще спьяну казалося —

      Велика и обильна она!

      Но когда поутру мы проснулися,

      Истребили остатний рассол,

      Огляделися и ужаснулися —

      Что за изверг сюда нас завел?

      Наши реки – отнюдь не молочные,

      Берега их – отнюдь не кисель.

      Ветры веют тут злые, восточные,

      Так не лучше ль податься отсель?

      Но куда бы мы ни устремилися,

      Получаем суровый отказ:

      «Земли эти давно населилися,

      Тут хватает народу без вас!»

      Эх, сердечный! Не сладить с соседями!

      Оглядимся: кругом-то враги!

      Значит, будем брататься с медведями.

      Волк-товарищ, а ну, помоги!

      Но и звери от нас отшатнулися,

      Не желают нам шкуры сдавать.

      Эх, зачем поутру мы проснулися?

      Лучше было б совсем не вставать!

      На