Камин для Снегурочки. Дарья Донцова

похоже, в самом деле Рыкова Татьяна, – пояснила Глафира, – убила Сергея Лавсанова, только не из-за денег. Он к тебе полез, изнасиловать хотел, на кухне дело было, вот ножик под руку и попался. И потом, ты москвичка.

      – Зачем же тогда Свин наврал? – удивилась я, впиваясь зубами в бутерброд.

      – Он думал, что ты врешь, притворяешься беспамятной, – пояснила она, – решил, что в какой-то момент не выдержишь и заорешь: «Все не так было». Но ты молчала, а потом в обморок упала. Теперь Свин в сомнениях.

      – Я не вру!

      – Похоже, нет, – кивнула Глафира, – совсем ничего не помнишь?

      – Ну… я умерла в два часа ночи.

      – Ой, расскажи, – подскочила Глафира.

      Мы проговорили некоторое время, потом она зевнула, меня тоже потянуло ко сну.

      Утро началось с короткого крика:

      – Вставай!

      Я быстро вскочила, пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за стену.

      – Молодец, – похвалил меня Свин, – вот она, зэковская выучка. Раз – и готово.

      Я села на кровать.

      – Я никого не убивала.

      – Хватит, – вполне миролюбиво сказал Семен, – вот что, киса, хочешь в психушку?

      – Нет, не отдавайте меня туда, – взмолилась я, – что угодно, только не это!

      – Лады, лапа, давай договоримся. Ты будешь работать у Глафиры.

      – Кем?

      – Всем: костюмершей, гладильщицей, мамой, поваром, уборщицей. Одним словом, станешь за нашей звездой ухаживать. Давно человека найти не можем.

      – Почему?

      – Так концертов на дню по три штуки и чешем много.

      – Чешете? Кого?

      Свин захохотал.

      – Чешем! То есть по провинции ездим, с концертами. Конечно, Глашка и в Москве поет, по клубам, только основные денежки с Тмутаракани капают. В месяц тридцать концертов в двадцати городах отпоет, и жить можно. От нас прислуга бегом бежит. У всех семьи, мужики, дети. А у тебя никого.

      – Я одинокая?

      – Совсем.

      – И замужем не была?

      – Не-а, поселишься у Глашки, – продолжал Свин, – денег тебе платить не собираюсь, зачем они тебе? Жратвы сколько угодно, шмотки дадим. Будешь хорошо работать – награжу, стыришь чего или лениться начнешь – в клинику сдам. Просекла?

      – Да, – тихо ответила я, чувствуя себя маленьким камешком посреди огромной пустыни.

      – Болтай поменьше, – велел Свин, – про потерю памяти никому не рассказывай. Если кто спрашивать начнет, дескать, откуда взялась, отвечай: «Я Глафире дальняя родственница, приехала из… Тюмени». Даже лучше из деревни под Тюменью. «Теперь работаю мастерицей на все руки».

      – Но у меня нет документов!

      Свин встал.

      – Это не твоя забота, Таня. Будет ксива, хорошая, с пропиской, не дрейфи. Об одном помни: работать надо старательно и меня слушать, как отца родного, иначе капец тебе, котя. Ты ведь не хочешь в клинику?

      – Нет! – в ужасе воскликнула я.

      – Тады по рукам, – крякнул Свин, – иди, морду умой, душик прими – и за работу. У нас сегодня концерты, сборные, первый в клубе «Мячик». Шевелись давай.

      ГЛАВА